— Этого, — ее ответ был честным. Потому что «страдать, любить, ошибки» — это ведь о нем все.
— Тогда игр не будет, Даш. Я или другой. Сейчас решай.
Наверное, это был выбор, который должен был заставить волосы на загривке дыбом встать, кожу на руках мурашками покрыться, сердце ускориться, но… Это все уже произошло чуть раньше, когда поцеловал. Поэтому-то выбора и не было. Никогда не было.
— Ты.
И окончательно к черту все. Призрачная стабильность. Перспективы тихого уюта. Последняя надежда на долго и почти счастливо вместе. Потому что, когда на одной чаше весов любовь, вес второй значения уже не имеет.
— Нахер всё. — Стас себе сказал, Дашка не должна была знать, что это решение значит для него, какую ответственность он берет на себя, и как хорошо понимает, что их ждет впереди. Но и он не свернул бы.
— И всех. Тоже. Нахер… — а когда она ответила, будто понимая… Горевшие все это время мосты наконец-то обвалились.
— Почему встала, Дашка?
— А ты куришь почему? Жалеешь?
Стас стоял в темноте все той же кухни, опять куря в окно, открытое на проветривание.
Слышал, что голые ступни крадутся в его сторону, еще из спальни. Понимал, что шанс, что они крадутся в ванную, невелик. Поэтому не удивился, когда просеменили по кафелю, что оторвались, когда Даша приподнялась на носочках, чтобы поцеловать его в основание шеи сзади, что снова прилипли к кафелю, когда Носик, накинувшая его футболку, обняла со спины, прижимаясь ухом к коже где-то в районе левой лопатки.
— Не жалею, Даш. Просто не спится. У меня вообще со сном проблемы. Ты тут ни при чем.
— И мне не спится. Но ты при чем.
Она улыбнулась легко, еле заметно. Стас по тону «поймал» улыбку… Сделал последнюю длинную затяжку, выпустил дым в окно, потушил сигарету, развернулся. Пока она не успела вздохнуть разочаровано, что разорвал объятья, обнял сам, уткнулся в макушку… Пахнущую так вкусно. Сладостью и счастьем. Неизвестно только, имеет он на это право?
Во что втянул девочку… Зачем втянул… Что дальше-то будет?
— Скажи честно, Даш… — Стас от макушки оторвался, дождался, пока голову запрокинет, посмотрит на него своими глазищами — огромными, глубокими, бездонными практически, особенно сейчас — в темноте. — Ты ведь соврала?
Уточнять, о чем спрашивает, не пришлось. Даша скривилась, губу закусила, потом не выдержала — уткнулась лбом в шею.
— Соврала… — и выдохнула. — Я не такая, как Дина, Стас.
Стас был готов к такому ответу. Положа руку на сердце, просто позволил себе «поверить», хотя по уму… Права не имел. И ответственность за ее ложь, так же, как за все, произошедшее сегодня, тоже на нем. Это он так решил.
