* * *
Ночной разговор то и дело затухал, затихал, стопорился.
Что Даше, что Стасу было одновременно уютно и гадко.
Уютно, потому что в компании друг друга. Гадко, потому что… Мир никогда не ограничивался этой компанией. И за окном занимается рассвет, а значит…
— Мне ехать пора, Носик.
Стас встал из-за стола, когда они минут пять молчали, глядя перед собой. Даша давно уже не плакала, сам он успокоился, снова затолкал чувства и мысли касательно поступков вроде как еще недавно любимой жены поглубже на задворки души. Он всегда так делал. Пока получалось. Пока помогало. Надеялся, со временем получаться будет еще лучше, помогать эффективней.
Понял только, что этого недостаточно, чтобы простить и жить дальше. Бывает так, что корабли расходятся. Иногда это больно — ведь неудачный маневр может оставить вмятину, а то и пробоину на боку судна, но… Лучше делать это, пока есть силы вычерпать воду и потихоньку латать дыры. Пока не ушел на дно вследствие тарана.
— Поздно, Стас… Или рано… — Даша будто опомнилась, моргнула пару раз, сказала охрипшим голосом, в окно глянула… — Давай я постелю тебе? А сама тут посижу. Не спится все равно…
Предлагала и краснела постепенно, потому что звучало очень двузначно, пусть сегодня в словах и не было никакого тайного смысла.
— Мне стыдно, что я выдернула тебя, чтобы просто… Помолчать, получается, — честно добавила, взгляд на столешницу опустила.
Не ожидала, что Стас опустится рядом с ее стулом на корточки, ее руки в своих спрячет, дождется, пока она повернется к нему… Взгляд поднимать теперь не надо было, но в его глаза все равно сложно было смотреть.
— Нечего стыдиться, Носик. Я рад, что ты меня выдернула. Это честь для меня.
— Нет в этом ничего такого, чтобы честью звать… — Даша тут же попыталась ощетиниться, руки выдернуть, Стас придержал. Нежно ладони гладил большими пальцами, даря… И покой, и раздрай. Невыносимо сладкий раздрай.
— Мне видней, Дашка. Просто поверь.
Опять имел в виду что-то непонятное, но дарующее ложную надежду.
— А что касается твоего решения… Ты правильно взяла несколько дней на раздумья. Взвесь все. Я не буду тебя убеждать одуматься. Но, если это случится, ты чуть успокоишься и решишь, что эта ночь была мимолетной слабостью — помни, никто не узнает о твоих сомненьях. Ни Богдан, ни родные. Я могила.
Стас улыбнулся, поднялся, только потом руки отпустил, склонился к лицу, и…
Даша дыхание затаила, почувствовав дуновение теплого воздуха, выпущенного его губами. Оно щеки коснулась, а показалось, что сердца.
