Я знала, что ты будешь со мной, что бы я ни решила, будто за спиной выросла стена. Мне показалось, что ты уже взял мою жизнь под свой контроль, если можно это так назвать. Ты будто был готов меня защищать и оберегать, будто сразу на берегу обещал, что решишь любую проблему. О чём ещё мечтать? Чего хотеть? Мне казалось, что нечего.
— Марк, чего хочешь ты?
— Не испугать тебя, — просто ответил он, и я напряглась. Странный ответ, но он оказался изящным и очень приятным.
— А этот… ребёнок?
— Нель, — ты сжал мою щиколотку, — я не буду говорить тебе, что между нами уже любовь. Но внутри что-то щёлкает, когда смотрю на тебя. И мне тебя просто убить хочется, но и поцеловать тоже. Я месяц тебя не целовал и, кажется, соскучился по этому. Я не очень хорошо тебя знаю, но определённо понимаю куда больше, чем должен бы, по идее. Я успел в тебе разобраться за пару дней, и это удивительно. Правда. И ты, должно быть, решила, будто я просто трахнуть тебя хотел, но… всякий раз, как я брал телефон, чтобы тебе позвонить, мне казалось, что нужно остановиться, что я творю какую-то дичь, а потом звонил. И понял, что нет, ничего такого я не хотел. Ты мне правда… нужна, наверное.
— Я… — замолчала, на глаза наворачивались слёзы. По радио прокручивали Мику Ньютон с какой-то супер грустной песней про лошадей, нагнетая обстановку.
День, когда я узнала, что у меня родится ребёнок… оказался таким печальным, что я запомнила ощущение от него надолго. Очень-очень надолго. Я не знала тогда, что тебя полюбила, но знала, что тебе доверяю.
Ты привёз меня к папеньке, помог подняться и остановился перед дверью, чуть склонив голову и давая мне, перепуганной, шанс отступить. Я не отступила, и ты медленно, очень медленно приблизился к моим губам и сладко поцеловал. Я захлебнулась, потому что твои губы казались ужасно мягкими. Они будто обволакивали меня, и мир стремился только к этому ощущению.
— Спасибо, — шепнула я.
— За что?
— За поддержку…
А потом вышел папенька и позвал нас пить чай. В этот момент будто где-то забрезжила надежда. Знал бы ещё папа обо всём, но после мамы я ни за что ему бы не признала вот так сразу. Я ничего ещё не решила, и всякий раз, как представляла то один, то другой вариант развития событий, сжимала под столом твою руку.
Почему в итоге Соня родилась?
Потому что наутро после этого вечера первое, о чём я подумала — не хочу быть такой, как мама. Моя меланхолия была чёрной, а мысль о том, что я смогу сбежать из этой семьи, захлебнувшейся горем и не желавшей от него отмыться — светлой.
