В одной ехал Марк. В другой — молодой паренёк Егор, ему не повезло больше всего.
И вот сижу я на полу и думаю — это же случилось буквально только что, вот только Марк был жив-здоров и ехал в машине, а теперь его везут в больницу, и я даже знаю все подробности случившегося. Как быстро всё работает, как поразительно ярко я нарисовала себе эту картинку. Только что… Марк был жив-здоров.
Только что.
Депрессивно как-то.
Я смотрю на штукатурку и пыльный стол и понимаю, что несколько минут назад был цел стол и был цел Марк. Муж и жена — одна сатана…
София Марковна сидит напротив меня и морщится, глядя на полную разруху в нашей кухне. Мы вернулись из больницы полчаса назад и за это время не проронили ни слова. Дети вели себя как шёлковые, даже Егор торжественно молчал, и от этого становилось страшно — Егор вообще никогда не молчит. Он болтает даже во сне. А сейчас все трое сидят в детской и спокойно занимаются своими делами, и хочется пойти и заставить их шуметь, и от этого всё тело немеет, тяжелеет, в горле копится тошнота.
— Как погано, — признаюсь я ненавистной мне женщине и вижу, как её аристократическое идеальное лицо смягчается.
Она кивает.
— Смущает тишина? — вдруг очень понимающе спрашивает она, и я киваю.
Не хочу поражаться этому внезапному сеансу телепатии, но я так благодарна свекрови, как не была никогда.
— Не то слово…
— Кто разбил стену? — София Марковна снова смотрит на разруху, но на этот раз не с презрением, а с интересом.
— Я.
— Хорошо, — кивает она. — Хорошо…
— Это бред, но у меня чувство, что я сделала это… в тот момент, когда…
— В тот момент, когда Марк попал в аварию... Я впервые разбила целый сервиз во время ссоры с мужем! — вдруг на одной ноте, закрыв глаза, сообщает мне свекровь и громко шумно выдыхает.
Это самое откровенное, что я слышала от неё за все десять лет. Мне начинает казаться, что я люблю эту дурную женщину с аристократическим лицом.
— Шок, — я моргаю, как героиня тупого ситкома. На фоне сейчас должны раздаваться аплодисменты и смех зрителей, а свёкр должен открыть дверь и встать перед нами такой весь потешный, встрёпанный, с последней целой тарелкой в руках. Ненавижу ситкомы.
— Согласна. Итак… Марк не в порядке. Ты говорила с врачом? — добродушной беседе объявлена кончина. Время смерти пятнадцать тридцать три — заказывайте панихиду. — Он многое забыл, у него вроде бы амнезия, и… он не помнит, что у него трое детей. Тебя он вроде бы помнит, по крайней мере, спросил о тебе, когда увидел меня, но детей — точно нет. Если мы сейчас вывалим на него это… — только бы стерва не назвала моих детей “недоразумением”! — Он попросту сойдёт с ума, ты согласна?
