– А что мне оставалось делать, если ты, Белка, красивая, а мне не повезло… – бормотала она упрямо, лишь бы не признавать, что дела плохи, и дальше будет еще хуже.
– Далась вам, дурехам, эта самая красота с журнальных обложек, – с досадой проворчала Текуса. – Не в ней счастье, и сила наша не в ней, что бы там ни твердили балаболы. Ты на Лес посмотри: красота во всем. И у людей то же самое, хотя люди норовят все по одному лекалу мерить. Пожила бы подольше – поняла бы, что всяк человек красив по-своему, да теперь уже не поймешь, потому что свой ум-разум на обманку променяла.
Потом зашел разговор о столице, о тамошних знакомых, о новогодних праздниках. Клеопатра уговаривала сестру побывать на Осеннем балу, кстати, и платье подходящее есть, но Изабелла ответила, что у нее другие планы, она в это время будет в Лесу.
– Вы в меня пальцем тычете, что я чокнутая, а Клаус-то совсем спятил, – хихикнула Лепатра – после ломтя батона, намазанного в несколько слоев вареньем трех сортов, она утешилась. – Разгуливает по Дубаве в костюме Санта-Клауса.
– Который Клаус – Мурахо или Риббер?
– Риббер. Я его вчера около Каменного сада видела: стоит у ворот и на прохожих по-дурному смотрит – не разберешь, то ли глазит, то ли просто осуждает.
– Звездец, – заметила Изабелла, взяв свою чашку небрежно-изящным салонным жестом. – Давно уже звездец.
Наверное, у Олы было то еще выражение лица, потому что наставница, взглянув, на нее, спросила:
– В чем дело?
А в том, что до сих пор она ни разу не слышала, чтоб Изабелла выругалась.
– В разрыве шаблона. Этот Клаус Риббер совсем отвратный хмырь, раз даже ты его так охарактеризовала?
– Звездец – не ругательство, это термин. На нашем сленге это означает, что маг стал жертвой звездной болезни в ее худшей разновидности: возомнил себя первым заместителем Господа Бога и пошел судить и наказывать тех, кто, по его мнению, не так живет. Одержимых звездецом отличает несокрушимая убежденность в своей правоте и маниакальное упорство в реализации карательных планов. Причем чаще всего от них страдают не какие-нибудь законченные подонки, а всякий, кто подвернулся в неподходящий момент.
– Жуть, – согласилась Ола.
– Мне аж не по себе стало, – подхватила Лепатра. – Он ведь силен, очень силен… Если встретишь его в городе, беги со всех ног, ты ему наверняка не понравишься – в дырявых джинсах в облипку и с этой калякой-малякой на кофтейке. Он таких девушек не одобряет.
