— А сейчас он где? — решила я выяснить все вопросы до конца.
— Да здесь, недалеко живет, на хуторе. Один, как сыч. Только псины у него две, огромные, говорят, зубастые. Я сама не видела, но люди болтают.
— Так он в деревню жить переехал?
— Дача у него это. Летом приезжает, живет. Иногда и зимой наведывается. К нам заглядывает тоже, помнит.
— Так, значит, профессор, — задумчиво проговорила я.
Мой интерес к таинственному Степану Пантелеевичу как-то сразу уменьшился. Наверное, тоже филолог, и они с бабушкой обсуждали новейшие гипотезы о времени происхождения «Слова о полку Игореве» или спорили о том, в чьих стихах больше лиризма, Фета или Тютчева. Вряд ли это может иметь отношение к интересующей меня проблеме.
К бабе Груше приехала двоюродная племянница с дочкой. Баба Груша в последние два дня только о них и говорила. Я почему-то представляла эту племянницу как тетеньку неопределенных лет в цветастом халате. Почему? Убейте, не знаю. А племянница оказалась симпатичной улыбчивой девушкой, года на два-три меня старше. Когда я увидела на ней примерно такой же сарафан, как у меня, только не с ромашками, а с незабудками, я сразу поняла, что мы легко найдем общий язык.
— Привет. Ты, наверное, Катя, — племянница без промедления приступила к процедуре знакомства.
— Да. Я Катя. А ты, видимо, племянница. Почему-то баба Груша никогда не говорила, как тебя зовут.
— Я, кажется, знаю, почему, — улыбнулась племянница. — Меня зовут Изабелла.
— Что, правда?
— Ага. В свое время баба Груша жутко обиделась на моих родителей за это имя. Она хотела, чтобы меня назвали Варварой, в честь прабабушки.
— Тоже неплохо, — прокомментировала я.
— Так что она всю жизнь зовет меня Варей.
— А мне как тебя называть?
— Да как хочешь, — махнула рукой Изабелла-Варвара. — Друзья зовут меня Белкой, муж — Изюмкой, а дочка — Мусей. Я на все имена откликаюсь.
Она тряхнула своей светло-каштановой шевелюрой, и снова улыбнулась, причем участвовали не только голубые глаза, губы и ямочки на щеках, но, по-моему, даже веснушки, живописно расположившиеся на носу. Я решила, что буду звать ее Белкой. Ей это имя очень идет, и, кроме того, я рассчитываю быть занесенной в список ее друзей.
— А вон там, на грядке с горохом, моя дочка. Ее зовут Алинка, и, кажется, больше никак.
В огороде сосредоточенно копошилась маленькая копия Белки, с такими же голубыми глазами, ямочками и веснушками, но с еще более светлыми волосами, к тому же волнистыми. Она срывала стручки гороха и почти целиком запихивала их в рот.
