Чтобы закончить о первой встрече с кактусом, скажу лишь, что я восторженно описал «ежика» родителям, получил от них информацию, что это кактус, растет в пустынях, что его можно не поливать, и на этом удовлетворился, как удовлетворяется подобными же знаниями большинство людей, и не подозревающих, как неверно они представляют жизнь кактусов. О «ежике» я перестал как будто вспоминать, тем более что старуха из двухоконного домика куда-то девалась, исчезли с окон герани и бархатцы, потом и самые окна закрыли на ветхие, серые с вековой прожелтью ставни, заколотили их поперек досками, а там подошло то, что неминуемо подходит к, казалось бы, самому долговечному: дом разобрали, а за ним начал исчезать как-то с обоих концов и наш переулок, так что теперь помнят его разве старожилы да остался он еще вместе с тем домишком в моей памяти.
Возможно, что я редко вспоминал про кактус еще и потому, что всякого рода увлечений с избытком хватает в детстве. Увлечения перебивают друг друга, наслаиваются, мешают, идут одновременно и вместе, — тут могут быть и камни, и бабочки, и птицы, и жуки, и путешествия, и рогатки, луки со стрелами, индейские обычаи племени черноногих и навахо — мало ли что еще, чем увлекаются азартно, с отдачей себя всему новому целиком, всему открывающемуся и открытому как будто лишь тебе, для тебя и твоим детским умом... Не самая ли это счастливая пора, оттого что в ней больше всего открытий?
Наверное, я всегда любил растения и терпеть не мог ботанику, по крайней мере тогда, с тех пор, как столкнулся с нею, преподававшейся по удивительно казенному учебнику. Растения я любил по-разному. С одной стороны, простая и родственная, если можно так сказать, потребительская любовь, присущая каждому, кто с пеленок рос в усадьбе, где есть огород, сад, двор и, следовательно, своя лебеда, своя крапива, своя гусиная трава, разные там хлопушки, «царские кудри», «калачики» и так без числа, ведь любое самое непонятное растение на детском языке имеет свое название, чаще всего произведенное от исследования на зуб, на вкус, на ощупь и на запах — кому не известно, что одуванчик горький, полынь еще горше, хуже не бывает, лебеда пресная, конопля терпкая, черемуха — вот бы и сейчас пожевал, крапива, если хотите, сами попробуйте, — ко всему этому, не говоря про горох, бобы, морковь, малину, лук, огурцы, помидоры, репу, — ко всему ты земно причастен, так же как к своему небу, крылечку, отцу-матери, заборам, поленницам — и мало ли еще к чему. Но я хочу сказать и о любви другой, более возвышенной и более изысканной. Другая любовь — это любовь к экзотике, к растениям дивным и чудным: к пальмам, панданусам, орхидеям, тропическим голубым кувшинкам, манграм, баобабам, пампасовой и слоновой траве, ко всякого рода лианам, бромелиям, ротангам и бамбукам — всему таинственно неведомому, что составляет понятие тропики, южные страны, дальние берега...
