Обезумевший Родя, слыша вой битвы и не понимая, что происходит вокруг, судорожно пытался выцарапаться из лабиринтов и, наконец, ему это удалось. Но едва он оказался на свободе, как столкнулся с запыхавшейся Ёжкой. На какое-то мгновение оба даже растерялись. Прутик сеттера предательски задрожал.
— Эх, Родька, Родька! — всхлипнула, наконец, она. — Пропали мы с тобой!
Оба щенка понурили головы. Но тут, словно из-под земли, послышался скрипучий голос:
— Безволосые несмышленыши, ничего не понимающие в травле!
— Ой, да это же хозяин станции! — догадалась Ежевика. — Дедушка, дедушка барсук, пусти нас к себе!
— Вот еще, стану я пускать всякую мелочь! Да и не барсук я вовсе, а енот. Впрочем, так уж и быть, помогу я вам… но только советом. — Воспрянувшие, было, духом щенки снова понурились. — Вот что, дети мои: запомните: когда дело идет о твоей жизни, все приемы хороши. И потому… задери на нее лапу, малыш!
Ход был беспроигрышный. Сильный запах собачьего «послания» несомненно собьет хердеров с толку, и они помчатся за Ежевикой, которая им совсем не нужна — и ничего они ей не сделают.
Но… Если бы собаки могли краснеть, то Родя стал бы похожим на вареного рака. Мало того, что ему предлагали поднять лапу на живое существо, хуже того — на подружку, самое ужасное заключалось в том, что он… еще и не умел этого делать, а, как все щенки, просто приседал. Совсем как девчонка.
— Я не умею… — пристыженно прошептал он.
А тем временем злое ворчание и противный запах из пастей хердеров все приближались, и все тише слышалось рычание сражающегося Алекса. Выхода не было. Родя изо всех сил уперся тремя лапами в землю, опираясь боком на стенку лабиринта, и уже совсем готов был пустить струю… как вдруг со стороны леса послышалось что-то невообразимое.
Глава одиннадцатая
В плену у поющей стаи
Это был даже не шум, не рев, а казалось, будто бурлит вода в гигантском котле. И через несколько секунд этот поток обрушился на дерущегося с последним хердером Алекса, на Ежевику, на Родю, и на их неистовых преследователей.
Что стало с ними, Родя даже не успел понять, потому что его самого словно подхватило мощной волной и понесло вперед.
Он мчался что есть духу и только спустя некоторое время сумел понять, что несется в своре крупных пегих псов. Они бежали ураганом, и каждый пел свою песню на свой, особенный лад.
Кто звенел гитарой, кто заливался фортепьяно, кто ревел, как труба, а кто-то резал уши скрипкой.
Лапы Роди, и без того уже сбитые, теперь оказались совсем изранены и кровоточили. Он бежал только из гордости да еще потому, что сзади на него напирал огромный пес с луженой глоткой.
