Нет, она не собиралась говорить об этом Сергею. Она, в принципе, с ним эти дни старалась не разговаривать. По многим причинам…
— И прекращай уже новости смотреть! Это точно не помогает тебе прийти в себя! Лучше бы таблетки какие-то выпила! — найдя пульт, Мартынов выключил огромный телевизор, где сейчас как раз говорили о том, что сегодня ее родителей хоронят.
А еще, бог знает, в какой раз, вспоминали все, с отцом связанное, особенно ситуацию с женой Станислава Гончаренко и инсценировкой СБУ, имитирующей убийство журналистки.
Лесю это… очень зацепило. Вот прям сильно. Не про похороны или отца. Другое…
Она думала обо всем этом последние три дня, с момента смерти родителей и звонка, изменившего ее отношение к ситуации. Об этой операции СБУ. О том, что иногда в смерть можно играть, оказывается. И…
Нет, с Сергеем она ничего не обсуждала вовсе.
Не хотелось его внимание на себя обращать. Мартынов не трогал ее пока, и Леся не желала менять подобную ситуацию. До сих пор передергивало, как вспоминала секс с мужем… Хотя вот помнить как раз не хотелось совершенно.
После испытанного перед свадьбой с Николаем, супружеский долг насилием ощущался, несмотря на то, что Мартынов вроде даже внимательным быть старался, в своем понимании, конечно. В первый раз… Пока не заметил следы. А потом как наказывал, хотя она и не изменяла еще, по факту. И даже нашла в себе силы ехидно поинтересоваться, как долго он ей верность хранил на протяжении помолвки?
Чем вызвала у мужа настоящий приступ злости.
— Я — это одно, у нас договоренность. И ты меня позорить права не имеешь! — рявкнул тогда Мартынов ей в лицо, заломив руку так, что и сейчас еще следы сходили.
Ага, размечтался.
Забавная позиция, конечно. И Леся никак не могла понять, почему он считал, что все действительно должно быть так? Впрочем, в тот момент она не уточняла. Всеми силами сосредоточилась на том, чтоб перед ним слабину не дать, выдержать взгляд, не опустив своих глаз. Чтоб и не думал, будто сломить ее сможет, как отец когда-то с матерью поступил, видимо. Да, Мартынов был старше ее на тринадцать лет и явно рассчитывал под себя жену слепить. Но не нужно было тогда выбирать Авраменко…
Сергей бесил ее неимоверно, хоть и понимала, что физически не противник ему. И разумней скрывать, подыграть, что и старалась вроде бы делать чаще. Вот выходило только в последнее время как-то из рук вон плохо, через «не могу».
Это в ней проблема? В том, что никогда не рассматривала данный брак, как нечто иное, кроме постылой воли отца, против которого выступить сил не имела, и едва не с момента заключения самого союза искала пути изменить все?
