— Пожалуйста, зовите меня Амалия.”
“Мне очень жаль, Леди Амалия. Мне не следовало вовлекать тебя в это. — Он покачал головой. “Мы обучены набирать гражданских добровольцев, чтобы надевать Джесс в непредвиденных ситуациях, подобных этой, но я никогда раньше не слышал, чтобы кто-то случайно завербовал дворянина.”
“Ты меня не впутывал. Я решила помочь. Я сделала это сама. — Присев на корточки на улице в нескольких дюймах от его лица, я вдруг почувствовала себя неловко. Я выпрямилась, баюкая обожженную руку. Растущая боль от него вторгалась во все, как незваный гость.
“И ты была великолепен. Это я все испортил. Верди тоже встал, потирая голову. “Я не знаю, что будет дальше. Мне нужно отвести нашего нового Сокола на конюшню, пока она не проснулась. Закон запрещает ей появляться в городе без своего сокольничего, но… — он нервно рассмеялся. “Ты ее сокольничий.”
“Но я не могу им быть. — Теперь я понял его тревогу. “Ни один из великих семейств Ассамблеи не может быть сокольничим. Моя мать—”
— Я знаю, поверьте мне, Миледи. Верди поморщился. “Я не уверен, кто первым получит мою голову: Графиня, мой командир или сам дож. Но ты надел на нее Джесс, так что ты единственная, кто может связать и освободить ее силу. Теперь, когда Джесс поврежден, это уже ничего не изменит.”
Браслет не мог бы принять такое важное решение за меня. Даже дож не диктовал судьбу Корнаро. Единственный, кто мог это сделать, был… я сглотнула. — Кто-то должен сказать моей матери.”
Верди отдал мне честь.
— О нет, — запротестовала я. “Я не могу.”
— Пусть лучше она услышит это от тебя, чем от Дожа. — Его брови сошлись на переносице. — Обычно я бы взял вас обоих с собой прямо на конюшню, но я не смею вмешиваться в дела графини.”
— Боюсь, что мы уже это сделали. — Хотя я не был недовольна тем, что действовала вне сферы ее одобрения. Меня больше беспокоило нарушение правил Сокольничих и законов Раверра.
“Мне очень жаль, Миледи. Верди поклонился. “Это все моя вина. И я не хочу усугублять ситуацию, бросая тебя сейчас. Но если я не доставлю нашу новобранку на конюшню до того, как она проснется, даже благодать удачи не сможет спасти эту неразбериху.”
Мгновение он колебался над лежащим без сознания Соколом, затем подхватил ее на руки и усадил на спину, поморщившись от боли в обожженных плечах. Одна тощая рука безвольно повисла в воздухе.
Тревога наполнила меня при виде этого зрелища. Я хотела помочь ей, а не захватить в плен. Но Соколов держали в роскоши. Это, должно быть, лучше, чем то, что в жизни оставило ее одетой в лохмотья и бегущей от негодяев.
