Акакий кивнул с благодарностью и подсел поближе к теплому боку старенькой аммосовской печи[9].
6.
Разморенный теплом и тишиной маленькой каморки, в которую кикимора привнесла своеобразный, одному только ее племени свойственный уют, Акакий задремал и проснулся уже ближе к рассвету от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Подскочил и попытался вытянуться во фрунт по старой гимназической привычке, чем вызывал у старого домового смех.
— Вольно, солдат, вольно. Новости у меня.
Дидушко забрал из рук кикиморы кружку, сделал щедрый глоток и довольно крякнул.
— Добрый у тебя чай, Марья, ух, добрый.
Кикимора, хихикнув, отмахнулась, но видно было, что комплимент, произнесенный, впрочем, уже не в первый раз, ей приятен.
Ополовинив кружку, Доможир отер седые усы и кивнул.
— Итак, малой, слушай. Поговаривают, что ночью в городе были кое-какие беспорядки. Вроде как, пронесся кое-кто с гиканьем по Невскому, а после пробрался в спальню к одной барышне из Императорского театра и… — тут старый домовой подмигнул и опустил все подробности, предоставляя Акакию гадать, что же произошло у артистки в спальне. Акакий на всякий случай покраснел. — Так или не так, но последний раз видели их тут, на Васильевском острове, и повернули они прямиком к Крепости.
— Может, решили Государю[10] поклониться? — с надеждой спросил Акакий.
— Непременно, — пряча усмешку, кивнул Доможир. — А опосля ангелу усы пририсовать.
Акакий потер точку между бровями, где начала скапливаться тяжесть, обещающая близкую головную боль.
— Усы?
— Усы, — кивнул Доможир.
— Ангелу?
— Ему самому.
Акакий выругался про себя. Не бог весть, конечно, какая проказа, но при нынешних порядках некрасиво выглядит. Государь всем повелел мирно жить, о чем выпустил высочайший указ ещё в 1702 году. И в указе том отдельно было сказано, что пакостничать не след, не к лицу это русской нечисти, не к рылу да не к харе. А тут вдруг усы! Ангелу!
— А дальше что было?
Доможир, занятый чаем, пожал плечами.
— Дальше — полетели по вашим, по-чертячьим, делам. Но коли хочешь знать мое мнение, малой, ангелов у нас в городе много, и все пока сплошь безусые.
— Спасибо, — со вздохом Акакий поднялся, оторвавшись от теплой печки с большим сожалением, и поклонился. — За труды твои спасибо, Дидушко.
Домовой отмахнулся и потянулся к выставленным кикиморой на стол баранкам.
Попрощавшись с севшими чаевничать приятелями, Акакий тихонько вышел на черную лестницу и спустился во двор. К делу этому следовало подойти с другой стороны.
