— А-а, Акакий Агапович! Заходите, заходите, любезный друг… С отчетами-с?
Акакий снова запереминался с ноги на ногу. Вражко, должно быть, понял уже, что дело нечисто, но помогать своему подчиненному не спешил. Вернулся в кабинет, чаю себе налил и принялся болтать ложечкой в стакане. Звук был препротивный.
— Ну, говорите уже!
Облизнув пересохшие губы, Акакий вытащил из-за пазухи нож и коротко пересказал досадное сегодняшнее происшествие. Вражко выслушал его спокойно, чуть склонив голову к плечу, напоминая большую косматую собаку, в целом добродушную, но грозную, если разозлить. Потом, поставив стакан на стол, он подошел к шкапу, выдвинул ящик и принялся перебирать старые, затертые и пожелтевшие от времени карточки.
— Скверно, Акакий Агапович, очень скверно. На все вам с Анциболом даю двадцать четыре часа. И все возможные неприятности — на вашей будут совести, уж постарайтесь без эксцессов. Старуху отыскать и доставить в Синод, чертей собрать и призвать к ответу. Если кто из них сам явится… скажем, завтра до полудня, простить. Хотя… Да, простить, но лишить годовой премии. Возьмите.
Акакий забрал из рук Вражко стопку старых карточек.
— Все здесь.
Вопросы задавать было страшно, уж больно нрав у Вражко был грозный, и дураков он не любил. Но с подобной оказией Акакий сталкивался впервые, а Вражко ещё больше не любил самодовольных бестолковых подчиненных, которые из глупого своего самолюбия рушили все дело.
— Как… искать мне их, Фотий Николаевич? Дайте совет…
Вражко смерил Акакия задумчивым, по счастью все так же благодушным взглядом и ухмыльнулся в усы. И наверняка про себя проворчал что-то вроде «молодежь, молодежь».
— Ну полно, Акакий Агапович, проявите воображение! Коли бы вы были в услужении у старой ведьмы восемь десятков лет, куда бы вы подались в минуту вольную? Вот туда и подавайтесь, подавайтесь, любезный друг. И помните, двадцать четыре часа.
И Вражко отвернулся, всем своим видом давая понять, что разговор окончен и иных советов можно не ждать.
— Будет исполнено, Φотий Николаевич, — отрапортовал бодро Акакий, на деле не испытывая и толики показного своего энтузиазма.
Видно, совсем у него было с воображением плохо, но он никак не мог представить, куда бы подался в таком случае. Впрочем, был Акакий от рождения черт вольный и никогда не знал подобных забот. Появилась даже мысль телеграфировать отцу, но в предпраздничные дни его почти наверняка не сыскать было на месте, а времени на поиски отдано ничтожно мало. Двадцать четыре часа! Да этого не хватит даже на то, чтобы вытащить Анцибола из ресторации!
