— Просто, я не работаю с такими людьми. Кто предал однажды — предаст снова.
Он знал это не понаслышке: его отец на протяжении всей жизни только и делал, что предавал окружающих. Раз за разом, не испытывая никаких угрызений совести.
— Потом у меня состоялась встреча с хозяином «Джемини». Я предлагал ему хорошие деньги, справедливую цену за его развалившийся бизнес, а он в ответ называл меня ублюдком и стервятником. Ничего нового, — невесело усмехнулся Ник. — Но, когда он начал угрожать мне влиятельными друзьями, кричать, что сотрет меня в порошок, я не выдержал. Я в очень грубой форме объяснил, что ему никто не поможет. Что даже собственный сын готов продать его за тридцать серебряников.
В спальне повисла пауза, которую через несколько мгновений заполнил наигранно небрежный и равнодушный голос:
— На следующий день я узнал, что он застрелился у себя в кабинете.
Ник что-то еще говорил, но Шэрен его не слышала. Она ошарашенно уставилась в стену, пытаясь переварить информацию. Неужели виной самоубийства Виктора стало предательство Фрэнсиса? Что, если не потеря бизнеса и банкротство заставили его свести счеты с жизнью? Возможно, предательство любимого ребенка, родной плоти и крови, заставили его совершить этот чудовищный поступок?
Из душа доносился тихий, как шелест летней листвы, звук льющейся воды и приглушенный хрипловатый баритон. Когда Ник затянул «Я бы мог всю жизнь провести в этом сладком плену…»* Шэрен прыснула от смеха и довольно обхватила подушку. Слышать его голос у себя дома — приятно, но вокал явно был не самым выдающимся талантом Ника. Она блаженно потянулась, отметив, что сегодня, наверное, самое ленивое воскресенье за последние пару лет. Стрелки часов давно перевалили за полдень, Фелл-стрит оживленно шумела, во всем городе давно кипела жизнь, а Шэрен и не думала покидать постель. Она расслабленно смотрела в потолок, прикрыв наготу тонкой белоснежной простыней, и наслаждалась ощущением цельности и наполненности, будто кусочек ее сердца все эти годы жил в другом месте. Словно находился в спячке и смиренно ждал, когда же сможет воссоединиться с хозяйкой. И, наконец, это случилось. Ник был ее квартире, в ее постели, в ее сердце. Шэрен любила, и ее любили в ответ.
Она перевернулась и зацепила пальцами небрежно брошенную на спинку кресла рубашку. Шэрен подняла ее с пола в пятницу вечером, но Нику она ни разу так и не пригодилась. Они занимались любовью ночь, день и снова ночь, прерываясь только на редкие часы сна и на заказ еды из ближайшего китайского ресторана. Быстро и вкусно.
