Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать. Шэрен отправила отчет и сейчас судорожно считала минуты, когда официально сможет уйти домой. Двенадцать. Одиннадцать. Резкая телефонная трель заставила вздрогнуть, сбивая со счета, и с опаской взять трубку.
— Быстро в мой кабинет! — На этот раз звонила не секретарша. Звонил он.
Стейси на месте не оказалось, поэтому, коротко постучав, Шэрен несмело вошла в кабинет и, готовясь к худшему, спросила:
— Вызывали?
Ник стоял возле окна и смотрел на лежащий внизу город. Сан-Франциско купался в лучах заходящего солнца, искрился желтыми бликами, отражавшимися от витражей огромных небоскребов, и манил закончить работу поскорее и прогуляться по раскрашенным всеми цветами радуги улочкам.
— Подойди, Шэрен. — Ник так и не повернулся на ее голос. Спрятав руки в карманы брюк, он продолжал созерцать раскинувшийся перед ним пейзаж, который непременно достоин быть запечатлённым кистью талантливого художника.
Она на негнущихся ногах приблизилась к нему.
— Что-то не так с отчетом? — после продолжительного молчания, решилась спросить Шэрен.
— Да, что-то не так. — Он повернулся и наконец посмотрел на нее. — У тебя роман с Джеффри?
Она удивленно подняла брови, не ожидая ни такого вопроса, ни, уж тем более, интереса к ее личной жизни от сурового руководителя, в которого с недавних пор превратился Ник. А еще он не просто спрашивал, он требовал ответа!
— С каких пор руководство интересуется личной жизнью подчиненных?
— Отвечай, — тихо произнес Ник.
— Я не обязана отвечать на такие вопросы, если это все…
— Это значит, да? — оборвал он. Шэрен неопределенно пожала плечами, что могло означать все или ничего.
— Где же твои хваленые принципы?
Шэрен перевела взгляд на кончики собственных туфель и, преувеличенно громко вздохнув, доверительно произнесла:
— Один мужчина, с которым я имела неосторожность провести ночь, сказал, что принципы у меня глупые и пора бы их пересмотреть.
Ник плотнее сжал челюсть. Шэрен ответила его же словами, только, когда он высокомерно советовал ей быть менее принципиальной, ему было плевать, а сейчас он чувствовал острый прилив бешенства.
— В пятнадцать лет ты мне казалась ангелом. Не думал, что ты превратишься в первостатейную стерву.
— В пятнадцать лет ты мне тоже казался особенным! — не выдержала она. Все, Шэрен больше не в силах была спокойно проглатывать его оскорбительные замечания и презрительный тон. Пусть он хоть трижды ее начальник!
— А сейчас? — мягко спросил Ник, но такие резкие смены настроения скорее пугали, чем успокаивали.
