Сан-Франциско жил и предлагал всем жить вместе с ним, влиться в круговорот следующих одно за другим событий, но иногда жить не хотелось.
В небольшой квартире на Фелл-стрит, которая всегда казалась уютной и теплой, было холодно и темно. Поднявшийся к вечеру ветер вперемешку с дождливой моросью упорно бился в приоткрытые окна и, находя лазейку, врывался в наполненную сумраком гостиную. Шэрен так и сидела на полу, крепко обхватив руками колени. Громкие рыдания сменились редкими всхлипами, а тело, от заправлявшей в доме промозглости и сырости, сотрясала дрожь. Свежее дыхание осени отчетливо ощущалось в комнате, оседая колючей прохладой на голых руках, но Шэрен этого не чувствовала. Ни слез, холодивших щеки, ни озноба, сковавшего тело, ни боли, терзавшей сердце. Только тишину. Давящую, пустую, страшную.
Когда она свернула не туда? Почему ее жизнь, еще с утра освященная ярким солнцем и казавшаяся надежной и крепкой, как монолит, сейчас лежала в руинах? Когда она стала марионеткой в чужих руках? Кто так чудовищно и профессионально подставил ее? Фрэнсис? А может, не только он? Все эти вопросы Шэрен еще не раз задаст себе, тщетно пытаясь отыскать истину среди вороха лжи, но не сегодня. Позже, когда апатия, камнем упавшая на плечи и размазавшая ее, как букашку об асфальт, немного отступит, давая возможность собрать свою личность заново и подумать, как жить дальше.
У кого-то из соседей хлопнула дверь, а затем послышалось цветистое ругательство. Шэрен моргнула и, вздрогнув всем телом, испугалась. Испугалась пустоты, поселившейся в сердце. После ухода Ника в нем, как и в комнате, было темно, холодно и одиноко. Муж не позволил ей объяснить, оправдаться, он даже выслушать не захотел. Потому что не верил. Потому что считал шпионкой и лгуньей. Потому что совершенно не знал ее. Не знал, что Шэрен никогда бы ни с кем так не поступила, тем более с ним. А теперь она осталась одна. Снова.
Шэрен несмело приложила руку к животу и прислушалась. Нет, она больше никогда не будет одна. У нее есть ребенок. Пусть он совсем крохотный, но он уже есть! А еще у нее есть дедушка с бабушкой, и они по-настоящему любят ее. Они поймут и помогут.
Шэрен, опершись о диван, медленно поднялась. Ноги замерзли и затекли, пронизывая острой болью голые ступни. Она закрыла окна, затем прислонилась лбом к холодному стеклу, вглядываясь в сырую дождливую ночь и прокручивая в голове жуткую сцену: Ник, охваченный чувством разрушительной ненависти и всепоглощающего презрения, бросает на пол кольцо. Это воспоминание оказалось страшнее и больнее всех оскорблений и обвинений. Шэрен глубоко вдохнула, стараясь совладать с удушливой, волнами накатывающей паникой, которая клещом забиралась под кожу, парализуя способность здраво рассуждать и пресекая на корню попытки выбраться из разрушительной ловушки, имя которой — страх.
