Вон, и спокойно расслабленный продавец, что заметил наше появление в своей лавке как бы ни сразу — читал газету! Тоже, так думает. Но сестре пофиг! Что он там читает или думает. Она хочет жрать! И пройдя до торгаша нетвердой походкой на натертых ногах, с громом каблуков, сунула поднос две ошалелому любителю прессы потные туфли.
— Ten Yumis. — мельком взглянув на грязные туфли, выдал продавец.
А я даже удивился, почему не доллары? Ну или евро на худой конец.
— What!? — выдала в ответ на заявления продавца сестренка, тоже сразу упрыгивая на инглиш, взъерошиваясь, аки воробей после дождя — Какие еще десять юмис!?
— Хорошо, пусть будет одиннадцать — сказал торгаш, и уже потянул руку к туфле.
Но получил по гребалке, спрятал под прилавок, и уставился на мою сестренку волком.
— Какие одиннадцать, вы о чем, уважаемы!? Совсем с дуба рухнул?! — завелась она окончательно, не то от того, что тоже ждала знакомые вечно зеленые в качестве валюты, не то смекнув, что цену торгаш предлагает раза в два ниже положенной.
И последнее точно правда! Я тут уже успел прицениться, разглядывая почему-то римские цифры на ценниках под артефактами. Символ валюты мне, ясно дело, не известен, но вот система изъясняется вполне понятно, да и цифры, не диковинные.
— Это, справедливая цена! — выдал торгаш, а я, тихонько ткнул девушка двумя пальчиками.
Сестра вмиг убрал с прилавка одну из двух туфель.
— Одиннадцать, за одну!
— Да вы что!? Смеетесь!? — всполошился теперь уже торговец, взъерошиваюсь, не хуже сестренки, и даже соскакивая со своего насиженного места — Да и как я вообще одну то продавать буду!? — пролепетал он, тем не менее ручонки на туфельку то наложил.
Сестра скосила глаза на меня, я изобразил полный пофигизм, говоря — все гуд! Ведь тут и до нас туфли по штучно продавали! На счастье, для получения эффекта, туфле не обязательно быть в паре — он просто дробится. И сестра, поняв, что все нормально, расплылась в улыбке волка пред овцой, наваливаясь на прилавок всем своим немалым телом, располагая свою рожу прямо на против рожи торгаша.
Началось…
— Ну как-нибудь уж продадите.
Он не растерялся, хоть и оторопел. Пожевал слюну и отстранился, подумал, выдал:
— Девять юмис!
— Десять! Или мы уходим! — выдала она, еще сильнее наклоняясь.
— Ну и уходите! — сбил весь номер торговец-пройдоха, и сестра оторопела вновь.
Но не надолго.
— Ну и уйдем! — протянула она, фактически уже ложась на прилавок — и оставим грязные следы! и таким тоном, что я вмиг понял — одними кучками говна по углам сия грязь и близко не ограничится.
