Ночной пленник | страница 17



— Я, знаешь ли, слежу за фигурой. А смех — продлевает жизнь! — На этот раз она действительно рассмеялась.

Марьяна поспешно разделась до нижнего белья, пока что побросав все мокрые вещи на полу, присела на край кровати сестры, склонилась и прижалась губами к ее лбу. Настя поймала ее руки и притянула к груди, выдержала всего несколько секунд этих нежностей и тут же оттолкнула.

— Ты же ледяная вся! Промокла до нитки! Простудишься! А ну марш в ванну!

— Никуда не пойду, пока не расскажешь, что сказал врач по анализам. Хочу услышать это сначала от тебя, — строго произнесла Марьяна.

— Ничего не скажу, пока не примешь душ! — упрямо передразнила тон старшей сестры Настя, с вызовом глядя ей в глаза.

— Ты кого хочешь доведешь… — Марьяна покачала головой, поднялась и принялась рыться в шкафу в поисках махрового халата и сухого белья.

— Вот-вот! Я еще всех вас переживу… — с готовностью подхватила эта вредная девчонка, и ее голос приобрел еще больше командных ноток. — На тебя даже смотреть холодно! Тапочки надень!

Так и не поворачиваясь, Марьяна закусила губу. Слезы сами вдруг навернулись на глазах и тут же потекли по щекам градом, подбородок предательски задрожал и горло перехватило железным ошейником. Ну что же она творила! Нельзя было позволять себе так распускаться в присутствии Насти! Да и родителей лишний раз нельзя было доводить… Им и так всем было тяжело.

— Знаешь что? — голос сестры снова прозвучал звонко, без тени грусти и дрожи.

— Что? — хрипло выдавила из себя Марьяна, мимоходом подтирая слезы и стискивая зубы.

— Я решила, куда буду поступать после школы.

— И куда же?

— На ин. яз. Хочу много путешествовать и повидать мир, а переводчики много ездят в командировки.

Марьяне наконец-то удалось совладать с собой. Она закуталась в халат и повернулась.

— Настюх… Уверена, у тебя все получится. Ты же у нас отличница.

— Ага. Ботаничка. Вся в тебя…

— Точно.

Сестры улыбнулись, встретившись взглядами. Глаза одной будто точно отражали глаза другой. Когда-то они были похожи не только этим, а еще шелковой гривой спело-ржаных волос, например, или яркими открытыми улыбками и звонким, как колокольчики, смехом. Теперь лежащая в постели девочка казалась призрачной тенью той, что стояла посреди комнаты. И все равно обе были естественно красивы и восхищали. Первая — хрупкой нежностью, сочетающейся с каким-то жизнеутверждающим бесстрашием. Вторая — бьющей через край энергией и силой, прикрывающей мягкую женственность и беспомощность.