Выступая с речью в народном собрании, Катон был сух, Гракх — страстен, Туллий — изобилен; но зато в судебной речи тот же Катон бушевал, Цицерон — торжествовал, неистовствовал Гракх и шумно спорил Кальв.[274]
3. Но, может быть, ты отнесся бы с пренебрежением к этим примерам. Что ж, пускай.
Но разве сами философы не обладали каждый своей манерой речи?
Никто не мог быть более полным в изложении, чем Зенон, более искусным в аргументации, чем Сократ, более склонным к порицанию, чем Диоген. Трудный для понимания Гераклит все обволакивает своей темнотой; вызывающий удивление Пифагор все освящает таинственными знаками; колеблющийся Клитомах все подвергает сомнению.
Действительно, что было бы с этими мудрыми людьми, если бы каждый из них отклонился от своей обычной манеры?! Если бы Сократ не стал аргументировать, Зенон — рассуждать, Диоген — порицать; если бы Пифагор ничего не освящал, Гераклит ничего не затемнял, а Клитомах ни в чем не сомневался?[275]
4. Но чтобы не задерживаться на этой первой части письма дольше, чем это в нем допустимо, давай рассмотрим прежде всего твое мнение о словах. Ответь мне, пожалуйста, на следующий вопрос: полагаешь ли ты, что я должен решительно отвергать слова более изящные, даже в том случае, когда они приходят мне на ум сами собой, без какого-либо труда и усердия с моей стороны? Ты ведь не возражаешь против поисков более изящных слов с трудом и усердием? И в то же время, когда они приходят на ум непроизвольно, ты хочешь, чтобы они были приняты, как Менелай на пиру. В самом деле, запрещать это жестоко и бесчеловечно. Подобно тому, как если бы ты у хозяина, угощавшего тебя фалерном собственного производства, имевшимся у него дома в изобилии, потребовал критского или сагунтинакого вина, которое — вот беда! — ему пришлось бы искать вне дома и специально покупать... Что сказали бы наши современники Евфрат, Дион, Тимократ и Афинодот? Что оказал бы их учитель Музоний? Разве не были они одарены блестящим даром речи и столь же знамениты мудростью, как красноречием? Или ты... полагаешь, что Эпиктет[276] намеренно не использовал более изящных слов и что он предпочел плащ, покрытый грязью, белому и чисто вымытому?
Тогда не думаешь ли ты случайно, что Эпиктет нарочно стал хромым и нарочно родился рабом. Ибо что же это тогда? Так легко он... никогда бы не облачился добровольно в лохмотья слов. Даже если он случайно оказался рабом, он неслучайно родился мудрым человеком. Но в таком случае его красноречию недостает крепости ног...
