16. На что же употребить мне эти назначенные мне деньги? На что нужны мне богатства царя Мидаса или Креза, на что мне золотоносные воды Пактола, если божественные слова наших правителей, свидетельствующие обо мне, я ценю выше всех богатств и даже выше наград, от них же полученных? Разве изречение Пифии о высокой мудрости Сократа можно считать более убедительным и более правдивым, чем слова, произнесенные отпрысками Юпитера и Геркулеса, чьи мановения и, тем более, чьи мнения неопровержимы? Поэтому, о высокочтимый муж, мне следует, как я уже сказал, принять эти 600 000 сестерциев, как знак оказанного мне почета, но я употреблю их на пользу моей родины и, в частности, того здания, где должно процветать изучение наших наук,. Мне кажется, то вознаграждение, о котором говорится в послании государей (а именно — что я, занимаясь преподаванием, сохраняю за собой все преимущества моей государственной должности), я сберегу наиболее явным и наиболее достойным образом, если я моей любовью к отечеству докажу, что заслуживаю мнения, высказанного обо мне нашими бессмертными правителями. Богов моей родины я призываю в свидетели: я горю столь пламенной любовью к этому городу и меня настолько восхищают эти здания, вновь и вновь вырастающие в нем всюду, куда ни взглянешь, что я клянусь посвятить всего себя тем, чьей волею и чьей щедростью совершается восстановление нашего города. Однако своим долгом я считаю отдать вознаграждение, которое назначено мне в знак уважения к моей преподавательской деятельности, прежде всего на восстановление именно этого одного здания.
17. Если военную добычу принято посвящать Марсу, дары моря — Нептуну, жатву — Церере, а доходы от торговли — Меркурию, если все блага, что дают нам боги, мы возлагаем на их алтари, то где же более уместно приносить в жертву плоды преподавания, чем в обиталище красноречия? К тому же, кроме преклонения перед науками, которое со мной разделяют многие, у меня есть и своя личная причина, почему я чувствую особую любовь к Менианской школе: это — память о моих предках. Хотя занятия в этой школе прекратились еще до того, как я стал подростком, однако я знаю, что в ней преподавал мой дед: он, родившийся в Афинах и в течение многих лет славившийся в Риме, впоследствии остался навсегда в нашем городе, увидев и оценив стремление его жителей к образованию и то уважение, с каким они относились к самой этой школе. Если мне удастся добиться того, чтобы школа, где мой дед, как говорят, еще преподавал, будучи свыше восьмидесяти лет от роду, была восстановлена и украшена трудами присутствующего здесь почтенного старца (я обращаюсь к тебе, Главк — ведь ты, хотя и не уроженец Аттики, но говоришь на ее языке),
