Тогда я не удивился, когда ее рука погладила мою щеку, и она сказала, ее голос был с оттенком печали: «Ты замечательный», - сказала она. «Я бы хотел, чтобы мы остались такими и забыли об остальном мире».
Я взял мягкую грудь в ладонь, и она прижалась ладонью к моей. «Я знаю, что ты имеешь в виду», - сказал я. "Было бы хорошо, не так ли?"
Она уткнулась головой в изгиб моего плеча и нежно провела рукой вверх и вниз по моему телу. Она спокойно лежала рядом со мной, время от времени двигая рукой, ее нога частично лежала на моем животе. Но нельзя было забыть мир, ни для меня, ни для нее, и, наконец, она приподнялась на локте и скромно надела желтую блузку на обнаженную грудь. Она трезво посмотрела на меня.
"Теперь вы будете продавать Эль Гарфио?" спросила она.
«Ты говоришь так, как будто ты сожалеешь, если бы я это сделал», - удивился я.
«Это глупо говорить», - быстро сказала она. «Я просто хочу знать, вот и все, теперь, когда ты получил то, что хотел».
В ее голосе была очевидная горечь. Но я был проклят, если бы мог понять почему. Это было непонятное маленькое блюдо.
«Может, мне хотелось бы большего», - небрежно сказал я.
Ее глаза смотрели на меня, и я увидел в них гнев с оттенком печали.
«Я уверена, что ты будешь», - сказала она. «Жалко, что ты желаешь по неправильным причинам».
Я схватил ее и притянул к себе. «Желание - это сама по себе причина», - сказал я. «Разве тебе не понравилось? Может, я смогу лучше».
Я снова погладил ее мягкую, полную грудь. Сразу ее ноги прижались ко мне, и она корчилась и стонала, борясь с собой.
"Стоп!" она ахнула. «Прекратите… пожалуйста. Хорошо, мне это понравилось… слишком». Она вырвалась. «Мне жаль, что это должно было случиться по причинам, по которым это произошло».
«Это произошло потому, что мы хотели друг друга», - сказал я.
«Да, но были и другие причины», - ответила она, уткнувшись лицом в мою грудь, с той странной грустью в голосе. «Это очень плохо по другим причинам. Если бы не это, это было бы самым полным в моей жизни».
Я знал, что она имела в виду, что я хотел ее как часть цены за продажу Эль Гарфио. Она не понимала, что я хотел, чтобы она узнала о ней то, что она теперь раскрывала снова. Чувствительность, которую она проявляла, не сочеталась с крестьянским прошлым. Все больше и больше я начинал думать, что она была хорошо образованной, самоотверженной революционеркой, возможно, перебежчиком из высшего сословия, вероятно, экспортированной в Боливию, как и Че Гевара. Че был человеком значительных мирских изысков; он, вероятно, рассудил, что послать ее простой крестьянской девушкой было бы в его характере. Я наблюдал, как она надела остальную одежду, и знал одно: какой бы ни была причина маскарада, на нее приятно было смотреть и иметь.
