Основа всего нравственного воспитания заключается в том, чтобы знать, что в ребенке есть подобного рода влечение, и неизменно предполагать в нем это влечение, – а кроме того, чтобы признать его в его проявлении, и постепенно все более и более развивать его, целесообразно возбуждая его и предлагая материал, который мог бы служить для его удовлетворения. Первостепенное правило здесь то, чтобы его направляли на единственно сообразный ему предмет, – на нравственное, – а отнюдь не вынуждали его мириться с неким чужеродным для него материалом. Учеба, например, имеет в самой себе и свою привлекательность, и свою награду; разве только особо упорное прилежание в учебе, как упражнение способности самопреодоления, может вызывать наше одобрение; но это вольное и превосходящее рамки требуемого прилежание едва ли найдет себе место, по крайней мере в начальном, общем национальном воспитании. А потому то, что питомец воспитания выучил все, что должен выучить, нужно рассматривать как нечто само собою разумеющееся и такое, о чем нечего более и говорить; даже если более способный ум питомца заучивает урок быстрее и лучше других, это именно нужно рассматривать как естественное событие, которое не дает повода для похвалы или отличия самого этого питомца и уж тем более не покрывает собою других его недостатков. Этому влечению нужно указать сферу для приложения только в области нравственного; но корень всякой нравственности есть самообладание, самопреодоление, подчинение своих эгоистических влечений понятию о целом. Пусть только это, и ничто более, дает возможность питомцу получить одобрение воспитателя, а нуждаться в этом одобрении для того, чтобы быть довольным самим собой, его учит его духовная природа, и к этому же приучает его воспитание. Как мы напомнили Вам уже во второй нашей речи, есть два весьма различных способа подчинять свою личную самость целому. Во-первых, это тот способ, который безусловно должен быть и от которого ни в чем недопустимо избавлять кого бы то ни было, – это подчинение закону общественного устройства, начертанному ради поддержания самого порядка в пределах целого. Тот, кто не преступает этот закон, всего только не удостаивается порицания, но отнюдь не заслуживает еще одобрения; как и того, кто преступил бы этот закон, постигло бы действительное порицание и осуждение, которое там, где преступление совершено публично, должно последовать так же публично, а если оно останется бесплодно, его можно было бы даже усилить, прибавив к нему наказание для преступника. Во-вторых, есть такое подчинение индивида целому, которого невозможно требовать, но которое он может исполнить лишь добровольно: а именно, когда ожидают, что индивид, жертвуя собою, станет укреплять и умножать благосостояние целого. Чтобы с юных лет твердо внушить питомцам соотношение между простою законосообразностью и этой высшей добродетелью, целесообразно будет дозволять подобные добровольные жертвы лишь тому из них, на которого в течение известного времени не было никаких жалоб в отношении первой, как бы в награду за его сообразность закону, тому же, кто еще не тверд в соблюдении правильности и порядка в самом себе, отказывать в таком дозволении. Предметы таких добровольных трудов уже были мною в общих чертах указаны выше, и выяснятся еще подробнее впоследствии. Пусть самопожертвование этого рода удостоится деятельного одобрения, действительного признания заключающейся в нем заслуги, – хотя и не публично, в виде похвалы, ибо это может испортить душу питомца, сделать его тщеславным и далеко увести его от самостоятельности, – но тайно, и наедине с питомцем. Это признание должно быть не более, чем только спокойствием его собственной совести, которое бы мы представили питомцу также внешне, и подтверждением его довольства самим собою, его самоуважения, и побуждением к тому, чтобы и впредь доверять себе. Выгоды, которые мы имеем в виду получить от этого, может замечательно умножить следующее учреждение: Где воспитателей и воспитательниц несколько, – а мы предполагаем ведь, что это, как правило, так и будет, – там пусть каждый ребенок свободно, и по побуждению своего доверия и своего собственного чувства, изберет себе одного из них своим особенным другом и как бы советчиком своей совести. Пусть он просит у него совета во всех тех случаях, когда ему трудно бывает поступить правильно; пусть этот воспитатель помогает ему дружеским советом; пусть ребенок поверяет ему те добровольные труды, какие берет на себя; и пусть, наконец, именно этот его друг будет тем человеком, который станет награждать своим одобрением все прекрасное в нем. Тогда воспитание, в лице этих самых советчиков совести, поможет детям, каждому по-своему, последовательно выработать в себе все большую силу самообладания и самопреодоления. И таким образом постепенно возникнет та твердость и самостоятельность, с созданием которой воспитание естественно завершится, и сделается в будущем излишним. Объем нравственного мира раскрывается перед нами яснее всего в собственных наших поступках и поведении, и кому этот мир открылся таким именно образом, тому он открылся в самом деле. Такой человек знает отныне сам, что заключает в себе этот нравственный мир, и не нуждается более ни в каком свидетельстве других людей о себе, но способен сам вершить правый суд над самим собою, и отныне он – совершеннолетний.
