То время было отроческой мечтой нации в ограниченном кругу о будущих деяниях, битвах и победах; и прорицанием о том, чем она будет некогда, исполнившись силы. Соблазнительное общество и приманки тщеславия увлекли ее, подрастающую, в сферы, ей чуждые. Пожелав блистать и там, она стоит теперь, покрытая позором, и борется за самое свое выживание. Но действительно ли состарилась она и обессилела? Не бил ли для нее с тех пор, и всегда, и до этого дня, как ни для какой другой нации, источник изначальной жизни? Возможно ли, чтобы прорицания ее отроческих дней, подтверждаемые свойствами остальных наций и планом образования всего человечества, – возможно ли, чтобы они остались неисполненными? Отнюдь нет. Только верните сперва эту нацию с избранного ею ложного направления, покажите ей в зеркале ее отроческих мечтаний ее истинную наклонность и истинное предназначение, пока это созерцание не придаст ей силу для того, чтобы в могучем порыве принять это свое предназначение. Пусть и этот призыв хоть несколько послужит тому, чтобы в скором времени немецкий муж, наделенный нужными для того способностями, решил эту предварительную задачу!
* * *
Седьмая речь
Еще более глубокое постижение изначальности и немецкости народа
В прошлой речи мы указали – и доказали исторически – основные черты немцев, как изначального народа и такого народа, который имеет право называться просто народом, в противоположность другим, оторвавшимся от него племенам, – а ведь слово «немец» (Deutsch), в своем подлинном значении, как раз и означает только что сказанное. Целесообразно будет еще на час задержаться на этом предмете, и дать ответ на возможное возражение тех, кто скажет нам, что, если в этом заключается немецкое своеобразие, то нужно будет признать, что в настоящее время среди самих немцев осталось довольно мало немецкого. Поскольку же и мы отнюдь не могли бы отрицать этого явления, но намерены, скорее, признать его и обозреть его во всех его отдельных частях, мы начнем сегодня с того, что объясним его.
Отношение изначального народа нового мира к продолжающемуся образованию этого мира было, в целом, таково, что неполные и остающиеся на поверхности вещей усилия заграницы побуждали этот народ к более глубоким созданиям, которые он должен был развить из своей собственной среды. Поскольку от побуждения до творения, несомненно, проходит известное время, то ясно, что от такого отношения возникнут периоды времени, в которые изначальный народ почти совершенно сливается с заграницей и должен представляться подобным ей, именно потому, что он пребывает в состоянии простой побужденности, а предполагаемое в побуждении новое творчество еще не проявилось в мире. В таком-то периоде времени находится именно сейчас Германия, в огромном большинстве своих образованных жителей, и от этого происходят явления иностранщины, пронизывающие все внутреннее существо, всю жизнь этого большинства. Философия, как свободное мышление, избавившееся от всяких оков веры в чужой авторитет, – вот чем, как мы видели в прошлой речи, заграница побуждает ныне свою родину. Там же, где от этого побуждения не произошло нового творения, которое, поскольку для огромного большинства это побуждение осталось незамеченным, происходит у крайне немногих людей: там отчасти эта, уже описанная нами прежде, заграничная философия принимает все новые и новые формы, отчасти дух ее овладевает и другими, прежде всего граничащими с философией, науками, и рассматривает эти науки со своей точки зрения; и наконец, поскольку ведь немец никогда не может оставить своей серьезности и своего стремления непосредственно вмешиваться в жизнь, эта философия оказывает влияние на образ жизни общества и на общественные принципы и правила. Докажем это по порядку.
