всё же, о чём говорится, что оно ещё не существует, что оно несовершенно и неупорядоченно, по смыслу и любовью не является. Ясно, что любовь всегда совершенна, и её привязанность
(vinculum) всегда взывает к совершенству
(perfectionem contestetur){64}. Когда с любовью вожделеет стать совершенным [и завершённым]
(amat perfici) то, что совершенства ещё пока лишено, вожделеет оно этого
из-за несовершенства, но движимо уже не им (per imperfectionem, sed non ab imperfectione), а неким причастием совершенству, свету божества и предмету какой-то возвышенной природы
(a perfectionis participatione quadam et lumine divinitatis et eminentioris cuiusdam naturae obiecto), и тем сильнее, чем более страстным является это желание!
{65} Ибо выше пылает
(flagrat) [пламя] любви у
того, что совершеннее, чем у несовершенного. Совершеннейшее же начало есть то, что желает стать всем и устремляется
(fertur) не к отдельному образу и даже отдельному совершенству, но к форме и совершенству всеобщим! Таким образом и существует в мироздании материя, вне которой нет форм [и образов сущего], в коей власти, стремлении и расположении
(potentia, appetita et dispositione) и существуют все формы, и которая в пределах своих в неком [вечном] чередовании
(vicissitudine quadam) принимает в себя все формы, не имея сил принять одновременно два лика. И потому материя есть нечто божественное, ибо форму считают чем-то божественным, а
форма есть либо ничто, либо что-то материи причастное. Вне и без материи лишь ничто, возможность же осуществить и возможность стать
(posse facere et posse fieri) суть одно и то же, и обе они имеют твёрдую опору на целостной основе
(individuo uno consistunt fundamento), вместе и в бытии и небытии обладающее властью всё осуществить и обладающее властью всем стать (simul datur et tollitur potens facere omnia cum potente fieri omnia). Неотделима от них и материя как абсолютная простая потенция (пусть даже это и потенция в вещах как единичных, так и составных, как и материя-акциденция, так заворожившая и разумение и рассудок перипатетиков, а также их закутанных в монашеский капюшон последователей
{66}), о чём мы подробно сказали в работе о «О бесконечном и Вселенной» и ещё подробнее в диалогах «О начале и едином»
{67}, заключив, что совсем не глупым было рассуждение Давида де Динанта и Авицеброна
{68}, имеющееся в его книге «Родник жизни» заимствованное у арабов, которые осмелились даже назвать материю «Богом».
