уступив уже место оковам презрения и неприятия [по отношению к нему]
(vincula contemptus et indignationis){38}… То, что привязано лишь созерцанием молодости и красоты, которое не скрепляют ни узы нравственные, ни интеллектуальные, со временем неизбежно [в этой привязке] ослабляется и удаляется.
Глава XXIII
Причина привязки и [сам] объект [влечения] привязываемого
Скрыто [от наших глаз] то, что привязывает (obvincit) нас к любви, ненависти или презрению вне всякого разумного [на то] основания, и бесполезно здесь замечание Адрастея{39}, что причиною любви, возникающей при виде прекрасного, представленного [нашему взору], является некое воспоминание (recordationem) души о божественной красоте, которую созерцала она прежде, чем принята была (reciperetur) в сожительство (contubernio) с телом. Если бы это было правдой, что же тогда вдруг душу ввергает в ненависть к тому, что совсем внешне и не изменилось?.. Почему же и различные души охотнее зачаровываются совсем разными вещами?… Почему то, что одному кажется непревзойдённо прекрасным, для ума совсем не менее сильного становится уже безобразным?. Так что положение [в мире] предметов для привязки не будет доступно ни рассмотрению непритязательному, ни поверхностному рассуждению (non leviter neque modica fiet observatione pervia).
Глава XXIV
Определение предметов для привязки
Феокрит связывал любовь и другие чувства, коими привязываются единичные вещи, со случайностью, судьбой и чем-то неопределённым. Более строго он бы мог это осмыслить (castigatius sensisset), именуя в своём рассуждении сокрытым, но имеющим причины (occultum et determinatum) то, что называет «неопределённым», потому, что оно не было известно ему. В действительности же эта сокрытая субстанция, [причина любви и иных страстей], исходит от некой гармонической основы{40}(a determinate nempe complexionis ratione), которой или щедро одарила природа (largita est) или же просто повлекла за собой привычка и образ жизни (usus et consuetudo invexit).
Глава XXV
Чувство привязываемого
Греки не разумом или разумной причиной, но лишь силою судьбы объясняли то, что кто-либо привязывается благодаря любви, ненависти или иному чувству, отчего и почитали на одном алтаре Любовь и Судьбу. Согласия с таким взглядом достигают и некоторые платоники{41}, утверждая даже, что животные, не обладающие даром речи, не всегда привязываются любовью, ибо и разума и благоразумия лишены (ratione carent et prudentia).
