Образы оживали, мелькали кадрами перед глазами — и отзывались во всем теле. Они так захватили Глеба, что он едва не пропустил поворот.
«Слушай ее дыхание. Оно учащается, когда женщина испытывает удовольствие, — и замедляется, когда ощущения идут на убыль. Тогда исследуй другую часть ее тела…»
Остановился только у кирпичного дома Ланы. Собака, яро залаяв, бросилась к забору, до хрипоты натянула цепь.
— Тихо, Пират! Свои! — строгим шепотом отозвался Глеб.
Свет в спальне Ланы не горел.
Глеб поднял с земли камешек и запустил в окно.
Тишина.
«Не трать время и силы на вопросы: тебе нравится, тебе не больно? Следи за ее дыханием и телом. Они все тебе расскажут».
Еще один камешек.
Сел на скамейку, машинально потрепал цветы. Готов был еще раз сбегать домой — и вернуться — столько в нем скопилось энергии. И все это приходилось держать в себе.
А ведь Ланы могло и не быть дома. Сказала же, что уедет…
«…Не бойся экспериментировать с ее грудью. У всех разная чувствительность сосков, поэтому используй губы, зубы, язык — и следи за реакцией. Сосок у тебя во рту должен становиться твердым, как вишневая косточка».
Глеб встал — то есть ему хотелось так думать — со стороны, наверняка, показалось бы, что он вскочил. Развернулся, заложил руки за голову, щелкнул шейными позвонками.
«Опускаемся ниже. Ты же знаешь, где находится самая чувствительная точка у женщины? Так вот, представь, что у тебя под пальцами — очень спелая ягода, и если ты сильно на нее надавишь — то все испортишь. Кружи вокруг, слегка задевай — но не прилагай силы…»
Возле одного из ближайших домов лежала гора бревен и пней, ожидающих распила. Глеб рванул туда. Выбрал бревно, что потоньше и подлинней. Взвалил на плечо — откуда столько силы взялось?! — и бегом назад. Бревно приставил к забору. Подтянулся, перекинул ногу, спрыгнул на землю — и вот он уже во дворе.
— Тихо, тихо, Пират… — воровски оглядываясь, Глеб потрепал пса за ухом.
По стремянке, потом — по водосточной трубе, замирая от гула жести под ногами. Затем — одной нагой на карниз. Постучал по стеклу, вглядываясь в окно. Никого. Еще раз — громче. И вдруг уловил движение в глубине комнаты. Зажегся ночник — и в оранжевом свете возникла Лана, — заспанная, немного встревоженная. В светлой ночной сорочке, с волосами, собранными в косу.
Нахмурила брови — но это не скрыло ее радости.
— Открой, принцесса…
Она все еще стояла, приподняв подбородок, медлила. Но карниз скрипнул под ногой Глеба, просел — и Лана, ахнув, бросилась отворять окно. От волнения не сразу правильно повернула ручку. Суматошно исправилась — и уже сама за майку втянула Глеба в спальню.
