Встала, потянулась, оглянулась — Ромы не было. На столе стояла накрытая чистой тряпицей тарелка, а в очаге тихо булькал чайник. Откинула тряпочку — хлеб, масло, сыр. Еда незамысловатая, но вполне сытная. В кружке уже лежали травы, плеснула себе кипяток и села у окна.
Снег сверкал на солнце, словно россыпь драгоценных камней, аж глазам стало больно, и я посмотрела в другую сторону, да так и застыла с кружкой в руках. Рома колол дрова. Он был раздет до пояса, от кожи валил пар, а руки, поднимавшие и опускавшие топор, мерно двигались. Мускулы перекатывались под кожей, а у меня в горле пересохло. Ну не бывает таких красивых мужиков. В моем мире уж точно. Ну или я не теми дорогами хожу. Застряла на этой мысли и рассмеялась. Впервые в жизни пошла нужной дорогой — и на тебе: то ли померла, то ли в кому впала, то ли просто сплю, как пьяница, в сугробе. Вот ведь незадача…
Тряхнула головой, прогоняя непрошенные мечты о том, как сейчас Рома войдет, крепко прижмет меня к себе и страстно поцелует. А я отвечу, конечно. Я ж не дура такой шанс упускать. Пусть и в мечтах.
Но Рома продолжал колоть дрова. Я огляделась — заняться мне было нечем. Разве что… Накинула висевшую овчину на плечи и вышла. Морозный воздух обжег легкие, заставив закашляться, но в голове прояснилось. Раз уж я здесь застряла на неопределенный срок, придется найти себе работу.
— Рома, — позвала я. — А почему елка не наряжена? Новый год же скоро.
Он застыл и повернулся ко мне, глядя недоуменно.
— Новый год?
— Ну да. Праздник такой. Наряжают елку, кладут под нее подарки, а в полночь загадывают желания.
— Никогда не слышал.
Он снова повернулся к колоде со стоявшим на ней куском деревяшки и занес топор.
— Ну вот теперь слышал. Давай елку нарядим? Мне заняться нечем.
— А ты, я смотрю, решила тут задержаться, — усмехнулся он.
Я смутилась. А ведь и правда, неудобно получается. Свалилась ему как снег на голову и уходить не собираюсь. И даже не спросила, можно ли мне остаться.
— Прости, я…
— Да ладно, оставайся, что уж там. Неужели ты думаешь, я тебя одну отпущу? Тут жилье ближайшее милях в пятидесяти, одна не дойдешь.
Мили… Вспомнила, что в нашем мире это примерно два километра, и поежилась. Сотню я точно не пройду. Для меня даже десять — и то подвиг. Я девушка городская, дитя бетона и асфальта. Мне бы транспорт и машины, фонари и дорожки, а не лес, занесенный сугробами по пояс.
— Спасибо.
Я оглянулась, заметила сбоку дома лавочку, на которую падали солнечные лучи, присела и зажмурилась. Зря говорят, что зимнее солнце не греет. Очень даже греет, мне во всяком случае было тепло. Рома вновь принялся за колку дров. Мы изредка бросали взгляды друг на друга, но молчали. Закончив, он с силой вонзил топор в колоду, сложил поленницу, взял часть дров и пошел в дом. Я прихватила еще несколько деревяшек, стараясь не нахватать заноз, и направилась следом. Свалили рова у очага, Рома поворошил угли, подул, добавил горсть мелких щепок и пару поленьев, и пламя загудело с новой силой, пожирая свежую добычу. В домике сразу стало теплее и уютнее.
