— Нужно вытащить клавесин на центр гостиной, — распорядился колдун. — Он стоит за ширмой. Поможешь, Мери?
Видела я за ширмой какую-то громоздкую бандуру, но ни за что не заподозрила бы в ней что-нибудь полезное.
«Что такое клавесин?» — вертелось на языке и щекотало остатками пыли в носу. Каюсь, сюда я с генеральной уборкой добраться не успела. Наскоро стёрла тряпкой толстый слой грязи, убрала разводы, но всё равно осталась недовольна.
— Внутрь не заглядывала? — будто угадал мои мысли колдун. Поднял крышку, закрепил её и наклонился над антикварным гробом. — Хотя тут особой трагедии нет. Надеюсь, зазвучит.
Ага. Музыкальный инструмент, значит. Да, точно, Карфакс же грозился, что заставит меня петь. Вон и струны натянуты. Много. Он щипать их будет? Как арфу?
— Забыл уже всё, — пожаловался колдун, разминая пальцы. — Попросил бы тебя уши заткнуть, но чего уж там? Старики мы с ним. Скрипим, как можем.
Клавесин действительно скрипел. Его хриплый, пронзительный голос резал слух. Я не стонала и не просила прекратить пытку только потому что была вышколенной служанкой. А ещё я засмотрелась.
Длинные пальцы колдуна летали над клавишами и замирали с благоговением. Он останавливался, думал, вспоминал, а потом позволял себе играть дальше. Обрывки мелодии сложились в песню. Красивую, старинную. Тишина замка обволакивала её, смазывала больное горло клавесина бальзамом, лечила его раны. Я закрыла глаза и представила эту же гостиную триста лет назад. Горели канделябры, вино плескалось в изящных кубках. Разговаривали гости тогда медленно, с чувством, о высоком. Но в тот момент просто стояли возле инструмента, а хозяин играл.
— Увы, любовь, мне жизнь губя, ты рвёшь со мной без стыда, — пел Роланд Мюррей. — Я столько лет любил тебя и счастлив бы с тобой всегда.
Дамы в платьях с длинными рукавами, мужчины в камзолах и бриджах. Золотая вышивка, тонкое кружево. Лица тех, кто давно ушёл. Фигуры с потемневших портретов.
— Тебе я преданно служил и потакать готов был вновь, — неожиданно легко и чисто пел колдун. — Я жизнь и землю положил за милость твою и любовь. Не счесть подаренных платков, где так узор изящно лёг. Я дал тебе и стол, и кров, и мой не скудел кошелёк.
Он пропускал припевы, просто играл и мыслями был ещё дальше, чем я. Узник замка, хозяин голубого шара. Как он потерял силу? Что могло произойти? Неужели женщина постаралась? Та, кому он пел песню, и чьё имя скрывалось в куплете. Великого колдуна сгубила любовь? Не шар с единственным желанием, не ускользающее из рук господство, а прекрасная леди в платье с длинными рукавами?
