— Куда же ты, глупая? У тебя ведь малыш будет. Неужели его сиротой оставить вздумала? — забормотала я, руками оглаживая плечи и голову роженицы. Не знаю, сколько так продолжалось, но в какой-то момент силуэт замерцал, прислушался к моим словам и втянулся в тело.
— Умница, — улыбнулся Финист, что-то поднимая от живота Марфы. Не знаю, к кому он обращался, ко мне или роженице, или к нам обеим. В тот же момент я услышала громкий детский крик. Муж держал новорожденного малыша, а тот заливался на все лады.
— Мальчик, — произнес Финист и протянул мне ребенка, перерезая пуповину.
Из комнаты роженицы мы выходили на цыпочках, унося с собой завернутого в чистое полотенце ребенка. Марфе требовался отдых и крепкий сон, желательно до вечера. Несмотря на все старания Финиста и его заклинания, она потеряла много крови. Но на малыша взглянула и даже приложила к груди, превозмогая боль и усталость. Я подозревала, что уснула она только благодаря магии Финиста, но уточнять у мужа не стала. Сама едва держалась на ногах, не до разговоров было.
Пока Марья Никитична нянчилась с внуком, мы с мужем спустились в зал и уселись за ранее облюбованный столик у окна. Солнце только взошло, и первые лучи стали проникать сквозь полуоткрытые ставни, но сна не было ни в одном глазу. Вдобавок, есть совершенно не хотелось, хотя обычно аппетит у меня был отличный — как с утра, так и в течение всего дня. Финист, однако, испытывал противоположные чувства касательно завтрака, потому что смотался на кухню, потолковал о чем-то с Марьей Никитичной и притащил оттуда холодную говядину и вчерашнюю картошку.
— Ешь, не стесняйся, — добродушно пододвинул он мне широкое блюдо.
Я вяло поковырялась в нём вилкой. Картошка не вызывала аппетита, а говядину не мешало бы подсолить.
— Лучше схожу творога попрошу, — жалобно произнесла я, понимая, что есть жареную картошку с утра выше моих сил.
Финист кивнул, продолжая уминать еду с поразительной скоростью, а я протопала на кухню.
Марья Никитична сидела на лавочке, покачивала ребенка на руках, а молодой мужчина смотрел на новорожденного сына с умилением, совсем не вязавшимся с образом бородатого мясника в окровавленном фартуке.
— Ладушка, за добавкой пришла? — шепотом поинтересовалась хозяйка постоялого двора и кивком указала на стол, где чего только не стояло. С самого утра работники гостиницы были на ногах и готовились кормить постояльцев. — Бери, что хочешь, и мужу своему прихвати. Столько колдовать без передышки, надо же! Бедняге, небось, несколько дней силы восстанавливать придется! — женщина покачала головой, не забывая укачивать младенца. — А ты что стоишь, уши развесил? Ну-ка, живо поклонился и поблагодарил! — прицыкнула она на мясника, и тот, спохватившись, бухнулся мне в ноги.
