Пиратская доля | страница 46



– Это моя мама, – смущенно улыбнулся Теодор.

Красивая. Не знаю, так ли она выглядела на самом деле, но черты ее лица были четкими и ясными. Длинные волнистые волосы, тянущиеся вдоль ее спины, ласковый взгляд миндалевидных глаз, слабая улыбка на небольших губах. Рисовал ее кто-то с такой любовью, что это чувствовалось в каждой четкой линии, в каждой черточке, умело нарисованной грифелем.

– Она прекрасна, – только и смогла выдавить из себя я и осторожно вернула рисунок ребенку.

– Папа нарисовал, – мечтательно протянул он, рассматривая изображение матери.

Взгляд его показался мне сейчас таким теплым, мягким, что я не смогла сдержать улыбку. Какую же невероятно искреннюю любовь он проявляет, просто смотря на рисунок. Поразительный ребенок.

– Я заберу его с собой. Пока вы здесь, папа не будет открывать сундук, – сказал вдруг он, резко подскочив на ножки и прижав к груди лист бумаги, а после бросил взгляд на окно. – Уже стемнело. Мне пора в барак, а то Жаннет будет ругаться…

– Иди, – тихо сказала я, заметив, как он смотрит на книги и сундук. – Я все уберу на место, не переживай.

Теодор мягко улыбнулся, кажется, обрадовавшись моему предложению.

– Спасибо вам. Спокойной ночи, мисс!

– Доброй ночи.

Ребенок резво скрылся за дверью. Мгновение я смотрела на сундук, словно пытаясь собрать в себе остатки сил для того, чтобы прибраться, а затем взяла в руки листы бумаги. Хотела уже положить их на дно, но взгляд вдруг скользнул по живописно нарисованной цветочной аллее, и я не смогла побороть свое желание внимательно рассмотреть каждый рисунок. Некоторые из них были обычными набросками с нечеткими, размытыми линиями, другие же были выполнены невероятно аккуратно, каждая незначительная деталь была тщательно прорисована.

У капитана талант – это было очевидно. Кажется, порой он рисовал то, что его окружает: улицы, заполненные людьми и экипажами с лошадьми; обстановка таверны, веселые музыканты; корабли у причала. Но среди пейзажей и изображений окружающего мира здесь еще были портреты различных людей. Среди них я узнала только Жаннет. Смотря на ее изображение, я поражалась тому, насколько чрезвычайно точно капитан сумел передать черты ее лица на лист бумаги, пририсовал ямочки в уголках губ, которые появлялись всякий раз, когда она звонко смеялась, добавил морщинки на лбу – верный признак глубокой задумчивости.

Кажется, эти люди, изображенные капитаном, так или иначе были ему знакомы. Помимо портрета Жаннет и матери Теодора в этой коллекции присутствовало изображение еще одной женщины – красивой смуглянки с обворожительной улыбкой и большой треуголкой на голове. Внизу надпись – Габриэлла.