Но каждый раз, когда нам удавалось случайно увидеться, я не могла долго выдержать его пристальный взгляд. Мне до сих пор было стыдно за свое поведение в доме отца, и я не могла унять волнения, вспоминая тот пылкий, жаркий поцелуй. Сердце начинало стучать быстро и сильно, а щеки пылали неуместным румянцем.
Капитан был прав – в тот момент я искала только утешения. Было слишком больно смотреть на портреты родителей, осознавать, что их больше нет, и я не могла сдержать горьких слез. Тогда мне было очень холодно и одиноко, но стоило капитану стиснуть меня в своих объятиях, как стало так тепло, уютно и приятно. Меньше всего я ожидала, что он постарается успокоить меня. Но у него это получилось. Ему удалось утихомирить мою боль, сгладить все острые углы, пронзающие мое сердце насквозь. Настолько умело он это сделал, что я совершенно потеряла голову, забывшись в его нежных объятиях и ощутив на своих губах теплые мужские губы. После этого мне, конечно, было невероятно стыдно, словно за этим наблюдали посторонние люди, но я понимала, что тот поцелуй всколыхнул все внутри меня и помог новым для меня чувствам вырасти еще больше. Это возбуждало и пугало одновременно – я не знала, к чему это все приведет.
Порой я замечала, как капитан наблюдает за мной. Наблюдает за тем, как я работаю – шью, убираюсь в загонах или разделываю тушу. Пристально, внимательно, что я даже не могла сконцентрироваться на деле.
И сейчас он делал то же самое. Мы сидели с шестью девушками на большом бревне у потушенного костра и перебирали собранные фрукты. Но в этот раз капитан, по правде говоря, не стал меня долго мучить и, когда из одноэтажного барака выскочил его сын, отправился вместе с ним в джунгли. Я следила за ними, пока они не скрылись за густой зеленой растительностью, а затем тяжко вздохнула.
Было жарко. Яркое солнце нещадно пекло мне и в голову, и в грудь, и в спину. Горячий воздух тихонько струился под его раскаленными лучами; ветра и в помине не было. Такая погода быстро выматывала, и я даже не решалась надевать свои любимые платья; все ходила в одежде, которую мне принесла тогда Жаннет, только жилет снимала, оставаясь в рубахе, штанах и сапогах.
Я продолжила перебирать фрукты, иногда поглядывая на отчего-то очень радостных девушек – они хихикали и болтали о чем-то своем. Вскоре ко мне подсела Жаннет и подала глиняный стакан, наполненный теплой водой. Опустошив его, я кивнула в сторону девушек и спросила:
