– Вам очень идет.
Даже не знаю, стоит ли это принимать за комплимент. Выглядеть хорошо в мужской одежде – это что-то невероятное для меня.
– Спасибо.
Капитан выпрямился и, прокашлявшись, спросил:
– Как вы себя чувствуете? Есть силы на то, чтобы добраться до Кингстона?
– Есть, – сразу кивнула я, не веря своим ушам. Значит, он вправду услышал меня утром? – Вы отведете меня домой?
На секунду мне показалось, что на лице капитана Рэкхема промелькнула тень раздражения, и от волнения я закусила нижнюю губу.
– Я приведу вас туда, – поправил он меня. – Вы соберете то, что вам нужно, и мы уйдем.
Я с трудом сдерживала улыбку, до сих пор не веря в этот жест доброй воли. Все мои платья, любимые книги и разнообразные мелочи остались на торговом судне, и, к сожалению, после абордажа никто не доставил мне сундук с моими вещами. Поэтому мне хотелось сейчас собрать все необходимое, чтобы больше не быть обязанной кому-либо и не носить чужую одежду.
Капитан вывел из загона гнедую лошадь, усадил меня на нее, а сам, взяв поводья, пошел пешком рядом с нами. В джунглях мы шли по тропинке, но я совершенно не запоминала дорогу. Не понимаю, как капитан так легко ориентируется в кромешной темноте. Свет луны пробивался сквозь густую растительность, но мне оказалось этого мало – я с трудом различала деревья.
Было немного страшно. Я нервно озиралась по сторонам, пытаясь разглядеть возможную опасность в кустах. Кажется, поэтому капитан и прихватил с собой оружие, опасаясь встречи с дикими животными. Конечно, мне было легче, ведь на лошади ехала именно я, но сейчас я больше переживала за мужчину, смело ступающего по земле и ведущего за собой тихо плетущуюся кобылку.
Все мои опасения улетучились, когда мы вышли из джунглей в один из самых бедных районов Кингстона. После этого капитан взобрался на лошадь, сев позади меня, и погнал вперед.
От его прикосновений, близости и дыхания стало вдруг жарко-жарко, словно кожи почти касалось пламя свечи. Черт побери, это просто невыносимо…
Все это время, пока я показывала капитану дорогу к своему дому, и мы ехали по ночному городу, меня била легкая дрожь, а сердце стучало как бешеное. Вряд ли это можно назвать нормальной реакцией здорового человека…
Когда мы, наконец, подъехали к огромному дому из белого кирпича с венецианскими окнами, я первая спрыгнула с лошади и, дождавшись, пока капитан привяжет зверя к дереву, направилась к главной двери. Руки почему-то дрожали, а на душе было неспокойно. Когда-то родной дом казался теперь мне чужим, незнакомым.
