— Саша, — выдохнула она и вновь несмело посмотрела на него.
Опять тот же взгляд! В ярком свете дня глаза его были не чёрными, а тёмно-карими, но всё равно влекущими настолько, что хотелось в них смотреть, не отрываясь, тонуть, не выныривая, и ни о чём больше не думать. Это какой-то непостижимый гипнотизм!
— Очень приятно, Саша.
О, боги, вот как он так произнёс её имя, что внутри сладко ёкнуло?
— Мне тоже, — призналась она.
— А я забежал перекусить, гляжу — знакомое лицо. Потом вспомнил… Не отравилась тогда пиццей?
Саша с трудом стряхнула оцепенение.
— Нет-нет. Наоборот, она была очень вкусная! Спасибо!
В ответ он лишь белозубо улыбнулся, отчего по телу разлилось тепло.
— А я учусь вон там, в художке. А ты здесь по работе? — облизнув пересохшие губы, спросила она.
— Нет, просто по делам заезжал, — Глеб неопределённо махнул рукой в сторону здания цирка, чей круглый купол отливал золотом в лучах послеобеденного солнца. — А вообще, у меня сегодня выходной. Гуляю.
И вдруг он слегка наклонился к ней, посмотрел так, что жаром окатило.
— Может, погуляем вместе?
Троллейбусы подходили и отъезжали — Саша их даже не замечала.
Он зовёт её гулять? Это не шутка? Она не ослышалась?
— Или ты куда-то торопишься?
— Нет-нет, — ответила она, пожалуй, слишком поспешно. — Никуда не тороплюсь.
— Ну, тогда пойдём.
Он так запросто взял её за руку, будто они сто лет знакомы, и потянул за собой.
— А куда мы идём? — вымолвила Саша, пьянея от удовольствия.
— Да просто прошвырнёмся по округе, поболтаем. Хотя стой, пойдём-ка в сквер? С самого декабря хочу туда добраться и всё никак.
— Ой, я тоже! — подхватила Саша.
Глеб уверенно вёл её за собой, держа за руку, а она еле поспевала — мешала папка. Не доходя до перекрёстка, он остановился. И она, как по команде, тоже. Глеб, слегка хмурясь, взглянул ей за спину, потом на её поклажу.
— Слушай, давай-ка я понесу эту бандуру.
— Это папка для эскизов.
— Угу, давай понесу папку для эскизов?
— Я сама, спасибо, она не тяжёлая, — мотнула Саша головой.
Она и так не могла избавиться от чувства неловкости, словно ему её навязали, хотя, если честно, он ничего подобного не выказывал. Даже наоборот.
«Глупость, конечно, — говорила она себе мысленно, — Глеб ведь сам меня позвал гулять. Просто ты, Фурцева, видно, совсем одичала».
И всё же никак не верилось, что такой видный, такой красивый мог ею заинтересоваться. Ну что в ней может быть интересного? С ней даже подруге было скучно. Да и другим девчонкам, все они странной её считают.
