И доехали мы до настоящей реки, через которую был наведен мост. Она поехала по мосту, я пустила вброд. Воды Принцу до брюха, водовороты закручиваются туго. Но он пошел, и нам Она сверкнула — то ли ухмылкой, то ли улыбкой.
Она не раз уезжала-приезжала, осерчав. присылала в письмах или подбрасывала мне стихи на листках и обрывках — свои, чужие?
Жги, луна, черным блеском степь,
Тени вновь в овраг опрокидывай,
Вот опять переполнен свет
Неоплаченными обидами.
Сколько их накопилось вдруг,
И прогнулась земля под ношей.
Видишь, камни лежат вокруг?
Каждый был в человека брошен.
Здесь для светлого утра — дождь,
На любую свечу есть стужа.
Здесь на каждую правду — ложь
Или тридцать монет, что хуже.
Вновь пожар за холмом горит,
Чью-то жизнь черный дым уносит.
Пусть сегодня кто-то простит
И поднявши камень — не бросит.
Ну кто в тебя камень бросит? Здесь — никто. Разве ты видела кого-то со злым лицом? Посмотри на ребят, на озеро, в котором небо, облака — где верх, где низ — неотличимы. Они стоят здесь все века, здесь тишь да гладь… Посмотри на морды лошадей…
Она посмотрела-подумала и позвала к нам одноклассниц — троих сразу. Одноклассницы — все лошадницы, все лихие наездницы. Ну я разве против?
Из моего дневника
…за окном дождь, обширная низина — чаша, полная тумана. В нем различаются купы цветущих черемух и черная крыша старого колодца. Мы с Машей в невероятной тишине провели день. Девчонки уехали с Билли (в дневниках Она все равно Билли) — они осуществляют свой подробный план: угнать табун лошадей с конефермы (конюх — пьяница, мучает животных). Там все подготовлено — промежуточные станции, поддельные документы, верные люди. Ну а ребята отправлены чинить забор, потом дозволена рыбалка. Собак и коней ребята забрали, и настала тишина!!! Мы с Машей штопаем половики, читаем «Розу мира». Печка топится, и дождь протекает, капает с потолка в кастрюлю…
Еще вчера накатывали ревизоры, добирались на машинах председатели, представители. Выселяли из домов, составляли акты, до-прашивали Машу и ребят. А еще день назад была баталия. Мы все копали поле, сажали картошку. Поле наше — две сотки за домом. Мы копаем, а к нам бегают Аллигатор и председатель сельсовета, присылают рабочих — трактористов, грузчиков и прочих, человек шесть. Они должны нас запахать. Но пьяный тракторист сказал, что его трактор по живым людям не пашет (а нас много было, еще девчонки не уехали). Подняли они вокруг землю дыбом, наше поле чуть задели и убрались. Наша полоса цела, мы ее третий год пашем и удобряем (кони-то на что?).
