На корм лошадям нашли на чердаке у бывшей хозяйки мешки с малиновым листом — для чая, что ли? Лошади съели это. Может быть, оттого они не заболели простудой? Потом перешли на чердачную (сенную) труху, потом на еловый лапник. Витамины одни, проку мало. Способ колхозный — кормить коров дроблеными еловыми ветками. А еще Она велела нам сделать потолочные ремни. Когда в колхозе коровы падают от голода, их подвешивают к потолку так, чтобы ноги доставали до земли, а лечь было нельзя. Ляжет — не встанет. Но наши кони стояли на ногах. Мы носили им сено на себе за 3 км в рюкзаках — раздобыли! Пончики скакали на них карьером по деревням, а жители провожали глазами — кавалерия!!! Верховая езда считалась у деревенских баловством, говорили неодобрительно: «Надсмешка одна над скотиной».
Мы бы хлеб свой отдавали лошадям, но хлеб был по талонам и давали его только нам с Машей, имеющим постоянную прописку. Чудное было время! Талоны на наволочки, ночные рубашки или (на выбор) на мужские трусы. Не было талонов только на одеколон. Идет мне навстречу знакомая баба, говорит: «Беги скорей в магазин, дают по два саши в руки». «Саша» — мужской одеколон, но женщины его принимали внутрь наравне с мужчинами. Одеяла продавали только детские. Из трех ватных одеял я сочиняла геометрическую фигуру, чтобы получить одно взрослое. Но зато в сельмаге свободно купила седла, сбрую, телегу и двое саней-розвальней. Знай наших! Тогда были такие сельмаги, а теперь уже нет. Я не могу понять, не могу вспомнить — на что я покупала? Рублей 150 мы с Машей отсудили у интерната. По силе возможности поддерживал нас мой брат, а его по силе возможности — Академия наук еще СССР. Один гармаевский знакомый во время моей поездки в Москву назначил встречу в метро, всучил мне там 300 рублей — потом отдашь! — и убежал. А потом через год не взял: то ли «не давал», то ли «не в долг». Какой-то эфемерный «мир и человек» полгода давал эфемерную зарплату. Мы были бедны, но покупали «предметы роскоши» — лошадей. Причуда, глупость? Нет, нет: лошадь — тягло (старинное слово). Но это не главное: лошадь — большой педагог и организатор жизни. Но и это не все. Просто хотелось страстно, как хочет только городской человек, — нежно и пылко хотелось иметь лошадей.
И скакали, и тащились наши лошади по лесным и полевым дорогам… Тут, как, бывало, русским писателям, мне следует воспеть еще раз дорогу, нашу мартисовскую дорогу, которая есть и будет причиной многих событий нашей жизни.
