О Господи, о Боже мой! | страница 59



Передав такое известие в эфир, мы стали объектом сочувствия всей, тогда еще полнометражной страны. О нас заботились пенсионеры, инвалиды, многосемейные, бывшие детдомовцы, матери-одиночки — народ. По-видимому, тогда еще не было ни одного олигарха — от них мы не получили вестей.

Писали нам на центральное TV и написали два мешка писем. В фильме промелькнуло: ул. Мира, дом 1, не имевшая к нам никакого отношения; интересно сколько писем получили на всех улицах Мира Тверской области? Доходили письма и посылки, даже такая: «Тверская область, учительнице, которая взяла детей-сирот». Это было старое доброе время и люди допотопно сердобольные. Тогда еще работала старая добрая почта. Доставляла посылки, которые объехали города и веси, пока дошли до нас потрепанные, но целенькие. Вокруг — поветрие воровства — в деревне могли выкопать картошку у старой бабы-соседки и снять с веревки ее исподнее, развешанное в огороде. Но почта держалась с достоинством, не воровала.

Мы с Машей были страшно бедны в то время. Донашивали то, что осталось от диссидентов, уехавших хозяев избы, а Пончики донашивали наше. Обувь, благо размеры ног у них были 35–36, стала общей. И если бы не те посылки, как бы мы перезимовали? Слали нам мешочек крупы, кулек конфет-подушечек, склеенных в ком, коробок спичек, в тряпочку завернутые семь гвоздей, самовязаные шапки козьего пуха с воланом и другие такие же святые дары. В письмах писали, чтобы мы приехали за пуховой козой — 3000 км от нас.

И — вереница людей. Тут мы, не выходя из своей деревни, пообщались с народом — да каким!

Наконец феерическая слава Пончиков достигла Торжка. Уткин со своим классом безмятежно смотрел передачу «До 16 и старше» и услышал кое-что про себя. Говорили потом, что он «покраснел как лягушка» и вышел из класса. Но собрание педагогов постановило сказанное считать злобным вымыслом, Уткина не обижать, а Пончиков вернуть любыми средствами.

Однажды я с ними двумя была дома, когда подъехал «козлик», вы-шла знакомая милиционерша по делам несовершеннолетних. Мы с ней прошли в пустой дом и битый час на повышенных тонах повторяли: «Вы должны отдать детей в интернат!» — «Я ничего не должна». — «Мы их берем в принудительном порядке». — «Берите». — «Дайте их!» — «Возьмите». — «Вы понесете ответственность!» — «?..»

Проводила ее до калитки, машина уехала. Я вернулась в дом и увидела, что из-под кровати торчит нога! В пылу беседы мы, наверно, несколько раз перешагивали через нее. Еще несколько секунд наш дом не дышал по сигналу «замри». Потом было «отомри». Добрый спрыгнул с чердака сарая. Мы были вместе всего лишь короткий миг. Не сказав ни слова, Пончики исчезли, и не было их почти сутки. Поняв так, что их сейчас будут выслеживать с собаками, они пошли по воде — по реке Мочилке, потом по реке Любутке и далее по большому кругу вернулись домой. Пончики были молодцы.