Ну а дети? Радовали они меня? С утра — никогда. Подъем проходил нечетко: кто-то прятался под кроватью, кто-то на круглой печке под потолком — как только мог там поместиться целый человек? Построения у меня хуже всех. Дисциплина… Эх, зачем я бралась за это грязное дело?
Нет, дети не радовали. Бадуля украл у меня из дома кое-какие безделушки. Я хлопнула Бадулю по заду, по его ничтожному заду — и сломала безымянный палец.
Приказала верзиле Жану и его содежурнику Зёмику (он как воробышек помещался у Жана под мышкой) убирать класс, но они возразили басом и дискантом. Я встала в дверях и сказала, что не выпущу их, пока не выполнят задание. В перепалке-перебранке Жан психанул, как чиркнули спичкой, вспыхнули цыганские глаза, он замахнулся топором. Над моей головой. Я не шелохнулась. Думаю, в глазах моих блеснула сталь (откуда взялась?). Но он не разрубил меня пополам.
В другой раз я, выполняя приказ Аллигатора, организовывала свой класс выносить ведрами вонючую жижу из погреба. (Во вторую половину интернатской службы моему классу доставались только такие задания.) Они стояли вокруг меня плотным, злобным, напряженным кольцом. Кольцом отказа, бунта. Я сделала сверхусилие, чтобы преодолеть его. Я сказала им сильно, сверхсильно… И от этого сильного слова у меня изо рта вылетел передний зуб. Он сломался раньше и шатался. Не было никакого просвета поехать в районную больницу к зубному, а тут вдруг в фокусе безмолвной ярости двадцати подростков, в полной видимости и тишине, он пролетел из моего рта и упал посреди круга. Я рванулась, подняла и зажала в кулаке. Ждала, что сейчас разорвут меня в клочья. Но прошло мгновение и… Никто из них ни тогда, ни после, ни через 10 лет не упомянул об этом. Может быть, ангел закрыл им глаза ладонью?
Они бывали совсем ласковыми, мягкими, когда болели. В спальню приходила пьяная медичка, сыпала в каждую горсть таблетки, а мы с ними дружно выкидывали таблетки в «очко» и занимались самолечением. В холодных спальнях мучили отиты. Подскакивала температура. Маша делала клюквенный морс. Отит — это очень больно, а когда больно, то можно гладить подростков по голове (они разрешали), заговаривать зубы. И вот они, четыре-пять «зайцев» («зайцы», потому что водочный компресс на ушах округлял мордочки, а на макушке торчали концы платка, завязанного узлом), просили рассказать, какая будет у кого жена, когда они вырастут. — Ну, какая у тебя, Лисик, ясный перец? — Симпатичная такая, веселая, брюнетка (значит, черненькая). Глаза такие большие, ну красавица, одним словом. Работать она не работает, дома сидит с детьми. У вас трое детей — две девочки и один мальчик — маленький, еще грудной. А ты работаешь на стройке, зарабатываешь прилично, ну и хозяйство свое — огород, корова…
