Странное дело, ведь крестьяне искони вставали до солнца. Летом — в 4, зимой — в 6. Просыпаться вместе с растениями, животными и даже упреждать их — здесь это значит выжить.
Молодые рукой махнули: выживем не выживем. Молодые отсыпаются как будто за стариков, они хотят спать, спать, спать. Молодые занавешивают окна плотными завесами от солнца. Сколько раз их понавешивали на все мои открытые свету окна! Чуть кто-нибудь вселяется — никакую пользу дому не успеет принести — только занавесится наглухо, на денно-нощно, намертво. Вечная ночь — их мечта. А трясти их за плечо или ласково уговаривать, урезонивать — только брань до обиды, до ярости. Их уговаривает и урезонивает уже больше ста лет интеллигент, как комар зудящий в темноте — вот кого прихлопнуть!
Нельзя в России никого будить, — сказал поэт. И в прямом и в переносном, и в Любутке и в стране. Они спят с открытыми, живут с закрытыми глазами. Медвежья природа! Разбуженный до времени способен убить. На Рождество они еще спят. Русские воскресают к Пасхе, любят Пасху. А европейские люди больше радуются Рождеству — не сонные, пробужденные народы…
…Дым затянул всё вокруг. Жители (огнепоклонники?) поджигают в апреле каждый год сухую траву. Огонь заползает в деревню и в лес. Наш сосед спалил в этом году свою баню, раскидал. Огонь обходил двумя языками избу. Кое-как затоптал. Назавтра пришел опять с банкой солярки — зажег.
Дело шло к Пасхе. Устали от неба зимнего, серого, черного. Хотелось чистого. Машины стихи на Вербное воскресенье:
Я случайно нашла
Огарок свечи Рождества
Из бумажного детского фонаря.
Он был синий,
Как цветы сегодня,
Взглянувшие на меня.
Как небо над Иерусалимом
При входе Христа,
Видевшее всё с Рожденья —
До сего дня.
Из моего дневника
Накануне уборка до упаду. В бане мылись поздно. В половине двенадцатого собрались читать Евангелие. Интернатские ребята были нехороши и, всё изругав, исчернив, разыгрывали полное пренебрежение. Девицы превзошли всех и во время чтения спали на столе. Демонстрировали.
Историю распятия они слышали в первый раз.
Я до трех делала тесто в сенях на верстаке, чтоб не разбудить, взбивая яйца. Печь не смогла и прилегла до шести. К позднему пробуждению готовы были куличи и пасха. К полному столу отнеслись положительно. Но перед тем как вкусить, опять читали Евангелие — Воскресение. Приутихли и слушали чинно.
Как им сказать самое главное? Я не знаю до сих пор. Им в нашем воздухе не дышалось.
Московская девушка Ася читала своё:
