Правильное поведение родителей по отношению к детям было главной темой этого лагеря. Правда, пока родители просиживали на заседаниях, дети, особенно маленькие, покрылись заразными болячками. Но болячки можно залечить потом, в Москве, важнее было получить установки. Например: дети ни в каком возрасте не должны видеть голое тело матери. Купались раздельно, скрытно, за мысами, за кустами, за деревьями. Чтобы дети не утонули, Толя разрешил присутствовать одной женщине — в сарафане — на купании девочек. И вот было так, что одна мама дежурила, когда дети вздумали тонуть. Девчонка, хлебнув воды, испугалась, начала топить другую. А мать в своем сарафане пузырем никак не успевала добраться до них. Но все же добралась, в ужасе схватила только свою девочку, унесла ее на руках в лагерь, про вторую забыла. Совсем близко было до беды. Но вторая как-то выплыла сама. Ангел-хранитель вынес. Ну а мы помолились, отслужили благодарственный молебен перед елкой с литографской иконкой Божьей матери.
Благочестие прежде всего.
Была у нас такая кругленькая еврейская тетя Юличка. Она проводила отдельные беседы о благочестии и утверждала, например, что в старину русские женщины носили не одну юбку, не две, а три. Штанов не носили совсем. И это правильно. Вот один молодой прекрасный муж, усвоив насчет штанов, после лагеря запретил жене носить колготки зимой! Она начала болеть.
Тетя Юличка ничего не хотела и не могла знать о таких последствиях, она демонстративно ходила в своих трех юбках. И в таком виде, да еще и босиком, шла через весь Торопец с двумя курами под мышками — приношение отцу Роману. Этому батюшке хватило с нами забот: сколько младенцев окрестил, перевенчал супругов (со стажем). Гармаев не успевал посылать к нему исповедальников. А сам проводил и проводил беседы.
Однажды, разговаривая в женском кругу, он ответил на простодушный вопрос: «А Будда тогда кто?» — «Будда объявил себя Богом, но это была ложь». Что подумала та, которая спрашивала, — не знаю, а я подумала: «Толя, Толя, что ты делаешь? Да что же это творится?! Толя, остановись, ты же бурят, ты же буддист… Был… Неужели невежество? Или ты надеешься, что тебя одобрит патриархия, которая еще не знает о тебе?» Но потом узнает и рукоположит. Никто Гармаеву не возражал принародно. Я тоже улучила момент наедине: «Как ты мог сказать такое, это ведь неправда». Он ответил что-то незначащее. Его большие черные глаза были как темные стекла современных домов — они отражают лучи, блестят; что внутри — не видно.
