Чужие злые слова почему-то не просто задели её, а буквально выбили почву из-под ног. И ведь она прекрасно знала, что сотрудники её недолюбливают, а некоторые и ненавидят, представляла, что за глаза перемывают косточки вовсю. И, в общем-то, не ждала от них никакой благосклонности. Да и кто когда любил своё начальство? Важно ведь, что работу делали, приказы выполняли беспрекословно, дисциплину блюли. А что там за спиной бормочут – ну не плевать ли? Так думала она всегда, пока не услышала эти гадкие сплетни, это мерзкое прозвище.
А ещё сразу вспомнилась школа. Вот уж где ад был, который она долго-долго пыталась забыть. И ведь забыла! А теперь прошлое со всеми бесчисленными оскорблениями, обзывательствами, унижениями, с неискоренимым прозвищем «косая» настырно лезли в голову.
Даже самой не верилось, что случайно подслушанный обрывок разговора мог вот так её надломить. Куда делись её привычная уверенность, её непробиваемость и хладнокровие? Почему она снова, как когда-то, чувствует себя нелюбимой, неуклюжей, застенчивой девчонкой, несчастным посмешищем и изгоем? Почему не получается отбросить слова, как шелуху? Почему ощущение, что они прилипли к ней, как несмываемая грязь?
Потому что она открылась, осознала вдруг Елена Эдуардовна. Размякла, поддалась эмоциям, вот и стала уязвима. И при всём при том она продолжала малодушно и отчаянно желать, чтобы Батурин не знал, не слышал этих гадостей.
* * *
Елена Эдуардовна заняла место у окна, Батурин плюхнулся рядом. Посмотрел на неё, она сомкнула веки. Хаотичные мысли так и зудели в голове, как облако назойливой мошкары: господи, она его стеснялась! Докатилась! И всё же: знает – не знает? Слышал – не слышал? Говорят так при нём о ней или нет? Как же это унизительно! Чёртова Люба, надо было её давно уволить за профнепригодность. Как же от него одуряюще пахнет! Скорее бы оказались на месте.
Стюардесса предложила воды. Елена Эдуардовна выпила залпом, облизнула губы и снова поймала на себе его взгляд. Немного странный, не то заинтересованный, не то удивлённый.
– Что? – не удержалась она, занервничав под прицелом его глаз.
– Вы какая-то сегодня… другая. Неужели боитесь летать на самолётах?
– Боюсь, – честно призналась она.
Он вдруг улыбнулся.
– Даже странно, что вы чего-то боитесь. Я-то думал… думал, у вас нервы – стальные канаты и…
– Вы ошибались, – сухо ответила она.
Ну какие стальные канаты?! Да у неё страхов и комплексов – воз и маленькая тележка. Впрочем, об этом ему лучше не знать. И вообще никому.
