Сцена 9
— Тодд! Тодд! Где ты, малыш? — второй час я лазила по зарослям в поисках своего друга. Он, наверное, испугался не меньше меня. Дождь заливал глаза, толстовка и майка под ней уже промокли насквозь. Джинсы были в грязи по колено, дрожащие от холода руки исколоты шипами и ветками. Зуб на зуб не попадает — это точно про меня. Но бросить друга на улице, совсем одного — это не про меня. В голове, на которой эффект мокрых волос давно сменился образом “ведьма морская”, со всей яростью бесновались мысли, раз за разом возвращаясь к мгновению у трамвая.
— Ты жив?
— Пока да, — неясный силуэт медленно растворялся. — И ты, жи-ви…
Я запомнила лишь восхищенный взгляд карих глаз и грустную улыбку губах. Все остальное, как будто стерли ластиком. Словно мой спаситель был заколдованным принцем из сказки или что-то вроде того. Его образ невозможно удержать в сознании, как ни старайся будешь помнить только отдельные фрагменты. Ах да, еще руки. Сильные и нежные, которые бережно сжимают меня, защищая от опасности. Сердце непривычно дернулось. Его словно уколола маленькая иголочка, едва-едва заметно, но обострившимися нервами я почувствовала это.
Как любил говорить папа, если в конце пути не находишь то, что ищешь, вернись к началу. Кроссовки утопали в грязи, но мой путь был хорошо заметен среди плотно растущих деревьев и кустов, я наломала достаточно веток. Вернуться к месту встречи с загадочным незнакомцем не составило большого труда. Снова рельсы. Сзади грохот только что проехавшего трамвая.
— Тодд! Тодд! — голос сел. Кажется, завтра меня ждет как минимум простуда, как максимум — ангина.
Я думала, он побежал к дому, но шорох раздался с другой стороны. Краем глаза заметила, как шевельнулись кусты. Страх охватил меня лишь на мгновение. Плевать, если есть хоть один шанс, что мой пушистый друг там — я его найду. Если это кто-то другой, что ж, Ирэн кремирует меня и будет жить дальше свободным человеком. Шутка вышла мрачной и совершенно не смешной. Глупо отрицать, что бросаясь в кусты, ждала не этого. Он приходит, когда грозит опасность. Увидеть снова. Его. Один раз, даже если он будет последний в моей жизни.
Секунду спустя я с громким криком скользила вниз по грязи, ломая по пути тонкие ветки. Лицо царапали длинные шипы. Они цеплялись за кофту, джинсы и растрепавшиеся волосы.
— О нет, — слетело с губ, когда в вечернем полумраке я разглядела, куда меня занесла нелегкая. Только не это. Кто додумался выбросить сюда старые книги? Вот почему появилась та пара. Вот почему шевелились листья. Вот почему моя голова стремительно наполняется звуками, как пустая чаша вином. Здесь целая библиотека. Мокрые рваные листы. Грязные разорванные переплеты. Я стояла на некогда красивой кожаной обложке “Рождественских историй” Чарльза Диккенса.
