– Готов? – Спросил он одними губами.
– Готов! – Парень смотрел твердо и прямо.
Теперь он был один. Цельный и неделимый. С памятью "гостя" и чувствами самого себя. Новый и одновременно тот же самый. Так что, когда следующим утром явился "кум из райкома" Мишка уже находился в относительном порядке. Райкомовец мялся, силился выдавить из себя слова утешения, однако видно было, что он принес неприятную весть. Парень даже догадывался какую.
– Квартира? – Спросил гостя в лоб.
– Ну да, она же числится за заводом, а ты… Ну в общем…
– Понимаю. Я собственно уже и вещи собрал. – Михаил кивнул на рюкзак в прихожей. Потом подошел к шкафу, – есть еще одно дело для вас. Батины ордена. Возьметесь сохранить?
– Конечно, – "кум" бережно принял парадный пиджак Иваныча, кивнул на пустое место в орденах, – а там что было?
– На память оставил, – Миха насупился, – "Отвагу".
– Ладно. Сам-то куда пойдешь?
– Так мне через месяц в армию. У меня уже и повестка на руках.
– Так может, на этот месяц останешься здесь? Я договорюсь, подождут они…
– Нет, спасибо конечно. Но я и сам не хочу здесь оставаться. – Парень смотрел твердо, – у меня есть где перекантоваться. Всего хорошего. Ключи на столе.
Обустроился Михаил в мастерской автобусного парка. Палыч звал к себе, но он отказался. Хотелось побыть одному, насколько это возможно. Потертый и местами продавленный диван в мастерской подходил для этих целей почти идеально. Первым делом, дважды сирота, занялся медалью. Отсоединил колодку, продернул шнурок в кольцо и повесил себе на шею. "Отвага" устроилась на ребрах так привычно, словно всегда там была. Забросил свой рюкзак в шкафчик и с головой погрузился в работу.
Мишка вставал теперь с первыми лучами солнца. Бежал круг вдоль забора, потом разминался в дальнем углу парка. Там сохранилось несколько чахлых деревьев. Когда-то тут по-видимому был яблоневый сад, потом разбили предприятие транспортников. Однако несколько яблонь уцелело. Одичали, стали тонкими и кривыми, но тем не менее крошечные яблочки висели на ветках. Здесь-то парень и облюбовал себе место для тренировок.
Занимался он истово. Голос наставника звучал в ушах так, словно Иваныч стоял рядом. Абсолютная память оказалась не только даром, но и проклятием. Впрочем он привыкал постепенно. Боль в груди затихла, ныла только временами, не давая забыть и только…
Потом он мчался в раздевалку, принимал душ и уже спокойно шел в мастерскую. Заваривал кофе, брал из ящика булочку. Их парень покупал в столовой во время обеда. Устраивался на пороге, на колченогом табурете. И так, с кружкой в одной руке и слойкой с повидлом в другой, встречал начало нового рабочего дня. К этому времени приходил Михалыч. Присаживался рядом, закуривал свою утреннюю папиросу, здоровался степенно. Затем они неторопливо обсуждали планы на день.
