– Одиннадцатый год мне, – сказал и вздохнул, в унылом ожидании обычного: «Да врёшь! Да быть того не может!»
Однако Никита не удивился, либо же виду не подал. Он лишь внимательно всмотрелся в лицо Андрюса и проговорил:
– Это что же, выходит, ты меня целыми четырьмя годами моложе? Ну и ладно! А отец думает: мы ровесники! Ты вот что, Андрейка… Ты меня держись, слушайся во всём – не пропадёшь ни здесь, в мастерской, ни вообще… Помнишь, небось, кто тебя первым к нам позвал, кто отца за тебя просил?
– Помню, помню. Спасибо тебе, Никита, Бог наградит за твою доброту, – улыбнулся Андрюс.
* * *
Дома Андрюс сказал, что пошёл в учение к столяру, будет выполнять у него простую работу и одновременно приноравливаться к ремеслу. Ядвига печально всплеснула руками и опустила голову: сестра не переставала мечтать, что Андрюс начнёт постигать грамоту, станет большим человеком, а там, глядишь, и в природе ведьмина дара-проклятья разберётся, поймёт наконец, что да как. А тут – столяр, велико дело!
Мать торопливо кивнула, пробормотала что-то вроде: «Хорошо-хорошо, сынок, учись, работай, коли решился». Здоровье и сила духа её были подорваны страшными событиями на родине, гибелью Катарины, страхом за Йонаса… Она трепетала перед стариком-отцом, боясь пуще всего, что тот выгонит их из дому – она очень хорошо помнила, как пылал её дом в родном городке, и семья осталась на улице. Притом никаких честолюбивых планов на будущее детей у их матушки давно уж не было – все её представления о счастье ограничивались спокойной, размеренной жизнью: лишь бы кусок хлеба да угол тёплый – и того достаточно.
– Андрюс, ну подумай хорошенько! – умоляла Ядвига. – Ну зачем тебе в подмастерья идти? Вот если бы ты грамоте выучился! Ты ж способный, умный! Мог бы и в академии какой учиться!
* * *
Про академию, готовящую учёных людей, Ядвига услышала от дяди-цирюльника: тот мечтал сбыть с рук странноватого племянника, к которому отчего-то благоволил своенравный дед, и который – цирюльник понимал это хорошо – являлся единственным внуком и наследником старика. Цирюльник Кристиан знал, что старик-отец его не жалует, но до появления в Смоленске сестрицы с семейством, его это мало беспокоило: дом отца и скопленные им за долгую жизнь денежки всяко достанутся ему – больше-то некому. А вот теперь принесла нелёгкая родню, извольте радоваться! И старик, что из ума ещё не выжил, ко внуку будто бы душой прикипел – не кричит, не стучит на него. Наоборот, часто зазывает посидеть рядом у огонька, расспрашивает!
