А когда Александр Данилович вернулся, то первым делом налил обоим по чарке, достал трубку, но так и не закурил. Искоса всё поглядывал на Андрея, точно ждал вопросов, но так и не дождался.
– Ведь ты наш разговор с Катериной слышал?
Андрей утвердительно кивнул.
– Так ты, Андрюха… Ты уж не выдавай меня, это я ради Петра Алексеича всё радею. Не говори никому, сделай милость… Катерина-то тебе, чай, понравилась, да? Ловкая бабенка да приятная, да добрая – чего ещё надо? Я как первый раз её увидел, так и подумал, что его величеству по сердцу будет. Вот, клянусь, всё ради него! Сам её и трогать не стал! Подарок ему хотел сделать – а то он после царицы-то Евдокии так всё бобылём и живёт, да с девками сенными… А тут – баба тёплая, ласковая, хорошая.
Андрей припомнил, что именно слышал об этой истории.
– Так значит, ты, Александр Данилыч, сам и свёл их? А говорят…
– А и пусть говорят! – махнул рукой Меншиков. – Я-то знаю, какая Петру Лексеичу нужна! Ему и нужды не было, что Евдокия-царица роду старинного да знатного! А вот Катерина – тут другое! Ну и мне не с руки, чтоб снова подобралась к государю какая-нибудь змея подколодная… – тут Меншиков понял, что сболтнул лишнее, смутился, досадливо замолчал.
– То есть, тебе надобно, чтобы рядом с государем была нужная тебе женщина, – докончил за него Андрей. – Эх, Александр Данилович!
– А что я? – обиделся тот. – Вот увидишь, как государю будет хорошо с нею! Я ж всё для него только!
Андрей пожал плечами – его совершенно не касалось участие Меншикова в любовных делах государя; а к тому, другому, генерал-губернатор, похоже, не имел отношения.
Они посидели ещё, выпили, причём Александр Данилович усердствовал куда больше. После шестой чарки он загрустил, уронил голову на руки. Андрей встал, собираясь распрощаться.
– П-побудь ещё, Анд-дрей Ив-ванович, – пробормотал Меншиков и болезненно передёрнул плечами. – Ох, зябко мне что-то и голова болит. Захвораю, небось. Здесь всё туман, сыро, душно, на лоб давит… Это место все силы, все соки высасывает. Нехорошее место…
– Почему ты так думаешь? – настороженно спросил Андрей.
– Я просто… з-знаю. Сколько тут народу помирает – ты вот не видишь, а я вижу. Как ж-жертвы язычники, говорят, приносили… Ты только государю не говори – для него тут мечта давняя, чистый парадиз. Н-не будем огорчать его в-величество…
Меншков содрогнулся и умолк, уставился в огонь осоловелым взором. Андрей невольно посочувствовал этому малосимпатичному человеку. Видно, и ему тут несладко, а ведь говорит – всё ради государя, в каждом слове о нём заботится.
