Храмовники тайком сунули мне латанный-перелатанный заплечный мешок с караваем хлеба и глиняной бутылью с простоквашей. На прощание они меня ещё и благословили: "Пусть основа тебя держит крепко". Между прочим, когда я в первый раз поняла эти слова, то далеко не сразу сообразила, что основой здесь называют почву планеты — землю, по нашему.
Вот так, с помощью добрых людей, за ворота городка, с неведомым мне названием, я вышла вполне экипированной. К тому же, я уже кое-что
понимала в местной речи и могла с пятого на десятое, хотя бы попросить еды или ночлега. Погода была ещё вполне тёплой — зеленела травка, голубело небо, ярко светило местное солнце и, зажмурившись от слепящего света, я улыбнулась миру. А потом сказала себе: "Ты выжила, так будь благодарна", — и сделала свой очередной, первый шаг в неизвестность.
Сначала я совершенно бездумно шагала по пыльной дороге в свою неизвестность. Это было очень странное состояние полной свободы — когда нет ни прошлого, ни будущего, нет даже настоящего, потому что нет тех миллионов ниточек, что обычно связывают нас с миром, делая родными и зависимыми. Мы были посторонними друг другу — этот мир и я. Целый чужой мир и я.
Потом я стала размышлять о том, что со мной случилось и как мне быть дальше. В книжках про попаданок всё немного по другому — ярче, красивее, удачливее… Ну, на то они и книжки, а у меня реальность, к которой мне предстоит приспособиться. Что ж, приглядимся, принюхаемся, а там, может и земное что-то мне пригодится. "Будем жить, ребята!" — подбодрила я себя и решила, что не дело отираться в таких вот маленьких городках или поселениях. Причина проста — опасно мне там, ведь глазастые местные быстро поймут, что я чужачка. В большом же городе легче затеряться среди людской массы, легче найти себе пропитание, да и люди там обычно более равнодушные и толерантные. И если уж брать по большому счёту, то самым крупным городом везде является столица. Значит, мне туда дорога.
Путь в столицу занял у меня примерно полгода. По дороге я всё время нанималась на подработку за еду — то на постоялые дворы, то на сельскую работу. Всё приходилось делать: и навоз таскать, и кровавую грязь убирать после забоя скота, и урожай собирать, и полы в трактирах мыть — не до жиру, как говорится. Время от времени перепадали мелкие монетки от сердобольных хозяев, но в общем, на меня мало кто обращал внимание. Да и то сказать, кому могло быть интересно худое, облезлое, пятнистое существо почти без бровей и ресниц, с пушком вместо волос и с крохотными белыми пеньками вместо зубов. До болезни у меня были густые тёмно-русые волосы, теперь же (насколько я могу судить, по нескольким выдернутым волоскам) моей голове предстоит остаться седой.
