Не однажды в посёлок приходили белые медведи. Две-три недели они находились возле свалки, пожирали отбросы, насытившись, тут же отсыпались. И непременно исчезали. Подолгу жить на одном месте они не могли, охоту к перемене мест, бродяжий дух звери наследуют с материнским молоком из поколения в поколение, недаром их называют вечными странниками арктической пустыни. Да и пища здесь неважнецкая. Смогут ли сравниться заледенелые объедки с горячей нерпичьей кровью, нежным тюленьим жиром?
В тот год на острове было много приезжих: журналисты, строительные рабочие, буровики комплексной геологической партии, не имеющие никакого отношения к биологической экспедиции; я работал с буровиками. В первый же день появления белого медведя начальник биологической экспедиции собрал нас, «посторонних» людей и строго-настрого приказал ни в коем случае не подкармливать зверя. Нанук привыкнет к подачкам, обнаглеет, и тогда забот не оберёшься; чего доброго, забудет вкус свежей крови, начнёт жить подаянием, из дикого могучего зверя превратится в жалкого попрошайку.
Сначала строгий приказ нарушил бойкий, настырный фотокорреспондент республиканской газеты. Разве можно упустить такой потрясающий кадр! Скрытно от биологов подкрался к медведю, прежде чем щёлкнуть фотоаппаратом, бросил ему изрядный кусок мяса. Не заметили. Сошло с рук. Следом с двухкилограммовым шматом сала явились строители. Они скормили зверю сало и сфотографировались рядом с диким белым медведем, чтобы поразить родных и знакомых на материке.
И мы, буровики, тоже были не лыком шиты: «Кому-то можно, а нам нельзя? Непорядок! Мы что, рыжие?» И проделали то же самое.
Начальник экспедиции хватился, когда к медведю началось чуть ли не паломничество. Он пригрозил отправить на материк всех нарушителей. Как хозяин острова, он мог это сделать. Но поздно хватился учёный. Медведя уже не интересовала свалка. Он смекнул: у двуногих существ есть запасы пищи куда более калорийные и вкусные, чем объедки. И пришёл в посёлок, распугав собак. Остановился возле домика на отшибе с высокой антенной на крыше, рявкнул. Открыла жена радиста.
— А, пришёл! — сказала она, ничуть не удивившись. За четверть века жизни на острове жена радиста видела и не такое. И крикнула в горницу мужу: — Нанук явился! Покормить, что ли?
— Чтоб начальник, как в прошлом году, тебе, дурёхе, выговор влепил? — раздалось из глубины дома. — Гони его в три шеи!
Радист даже не вышел в сенцы посмотреть на зверя. Послушная жена его запустила в медведя куском угля и захлопнула дверь. Медведь тяжело отпрыгнул от крыльца, прошипел, вытянув длинную толстую шею, и побрёл к соседнему бараку. Там жили строители. Они оказались куда покладистей. Вынесли зверю сырого мяса, копчёной колбасы, хлеба, вывалили из кастрюли на снег варёную картошку, гречневую кашу. Медведь только успевал чавкать по-свинячьи.
