Северные новеллы | страница 17

— Тебя русским языком спрашивают: почему эта тварюга опять в упряжке?

— Слышь, Бесёнок? Не верят, да ещё так нехорошо выражаются. — Я отошёл от упряжки шагов на пятнадцать, обернулся и позвал вожака: — Бесёнок! Ко мне!

Бешеный стремглав исполнил команду. Подпрыгнув, упёрся передними лапами в мою грудь, как бы спрашивая: «Что звал, хозяин?»

— Кстати, ребята, Бешеный — больно грозная да и обидная для такой собаки кличка. Не придумать ли…

Я осёкся, посмотрев на буровиков, и захохотал. Это было зрелище! Немая сцена, как в «Ревизоре»!

…Ну а как парни завоёвывали доверие Бешеного — это уже другой рассказ.

Он появился в посёлке в декабрьскую стужу, когда дрейфующие льды Ледовитого океана, по весне взломанные штормами, отпрянувшие от суши на полверсты, сомкнулись вокруг острова, намертво спаялись с прибрежными валунами. На небе вспыхивали разноцветные невесомые полотнища северного сияния, отбрасывая на снег радужные полосы.

Полярники оставили работу, те, кто был в избах, накинув полушубки, выбежали из тепла, даже эскимосы в длинных, расшитых золотой нитью кухлянках и торбасах вышли посмотреть на белого медведя — нанука, хотя с детских лет не удивлялись ему и он был им что кошка или собака городскому человеку. Кое-кто для страховки прихватил карабин.

Владыка Арктики шёл, да нет, не шёл — шествовал на своих тумбообразных ногах, совершенно не обращая внимания на людей, равномерно покачивая из стороны в сторону крепкой литой головой на мускулистой шее. Это был на диво крупный самец, прямо-таки великан — весом далеко за полтонны, длиной верных три метра, а высотой в холке по грудь рослому человеку. Единственная улица посёлка была день и ночь освещена яркими электрическими лампами, потому что день на затерянном в Ледовитом океане острове зимою почти не отличается от ночи, и я заметил золотистые подпалины на боках роскошной, с густой подпушью шкуре зверя, будто её лизнули языки огня (отъелся тюленьим жиром, вот и пожелтел), покрытые жёсткой и густой растительностью и потому не скользившие на льду круглые подошвы лап, небольшие невозмутимые светло-коричневые глаза, влажно-чёрный и крупный, как у свиньи-рекордистки, пятак носа.

Две-три лайки бросились было на гиганта; медведь вытянул, потом пригнул длинную крепкую шею, прошипел по-змеиному и басовито рявкнул. Собаки поджали хвосты, поскуливая от возбуждения и страха, попятились. Медведь прошествовал в трёх метрах от меня. Я поймал себя на том, что хочу побежать, скрыться за толстой стеною дома, не испытывать судьбу. Но бегать от нанука не следует. В этом звере живёт неукротимый дух преследователя, добытчика; всё быстро движущееся он стремится нагнать и разорвать в клочья.