Поэтому я и выполз в такую холодрыгу из дома и теперь мерз на станции «Уллеволский стадион» в ожидании электрички из Хогнванна, которая бы доставила меня в центр, к «Театральному кафе». Заснеженный, стылый город, промозглый и горящий неоновой рекламой. Пожалуй, просто ради встречи с Арне Гуннаром Ларсеном я вряд ли вылез бы на улицу. А уж ради общения с каким–нибудь посторонним человеком, который бы позвонил и стал расхваливать мой последний роман, я и подавно не тронулся бы с места. Но сочетание того и другого оказалось неотразимым. От комплиментов, расточаемых старым другом из Саннефьорда, мне, я надеялся, предстояло испытать высшее блаженство, доступное писателю. Так что я, можно сказать, влетел в «Театральное кафе» как на крыльях, сдал в гардероб пальто, вошел в просторный приветливый зал этого ресторана в венском стиле и обратился к метрдотелю, который провел меня к столику, заказанному на имя архитектора Арне Гуннара Ларсена. Я опередил А. Г. и сел дожидаться его.
Итак, я ждал члена ВСА[1], архитектора Арне Гуннара Ларсена, то бишь А. Г., как он стал называть себя еще в гимназии, чем умудрился, несмотря на очевидную претенциозность имени, завоевать определенный авторитет. Образовано имя было в подражание радиолюбительской перекличке. «А. Г. вызывает О. П. Прием». Раньше он был просто Арне Гуннар. В своем повествовании я буду звать его то А. Г., то Арне Гуннар, а в случае необходимости буду прибегать и к фамилии, Ларсен. Я сидел в ожидании. Мы не виделись с ним семнадцать лет, тогда нам обоим было по двадцать четыре, теперь скоро исполнится сорок два. Мы родились в один год, в один и тот же месяц и сидели в саннефьордской школе за одной партой, макали ручки в одну чернильницу. Нас было не разлить водой, даже когда мы уехали из Саннефьорда и поступили учиться дальше, он на архитектора в-училище изобразительного и прикладного искусства, я на историко–философский факультет университета, где изучал историю общественной мысли, — и так продолжалось до самого лета 1965 года, когда, без всякой на то причины, пути наши разошлись и мы больше ни разу не видели друг друга. Сказать, что я радовался предстоящей встрече, значило не сказать ничего — если б я даже не предвкушал дифирамбов от старого приятеля, я все равно с нетерпением, хотя и разбавлен ным грустью, думал бы о том, что он с минуты на минуту появится в дверях «Театрального кафе» и подойдет ко мне. О его житье–бытье я был осведомлен довольно неплохо, поскольку время от времени нападал на людей, вращавшихся в его кругу, и всегда справлялся о нем. Пожалуй, даже удивительно, что за эти семнадцать лет я ни разу не натолкнулся на него самого: как–никак, мы жили в одном городе, с населепием, хоть это и столица, чуть больше пятисот тысяч человек и с центром, занимавшим весьма ограниченную площадь, а наши пути в повседневности разошлись не так уж далеко, во всяком случае, я то и дело встречал среди своих знакомых людей, которые общались с А. Г. Ларсеном и могли поделиться новостями о нем. Впрочем, то же самое справедливо в отношении многих из моих прежних знакомых, особенно начала 60‑х годов, когда я, будучи студентом Ословского университета, втайне от всех учился на писателя. Я их не вижу. Но вот наконец–то проявился А. Г. Ларсен, и я радовался встрече с ним. Здесь, однако, не мешает оговориться: если бы у меня хоть на секунду зародилось подозрение, что я дожидаюсь героя своего нового романа, радость моя, несомненно, померкла бы, поскольку Арне Гуннар Ларсен заведовал отделом планирования в ОБОСе
