Энтелехизм | страница 23
Никто не требует, чтобы музыка была «понятна.»
Я составил эти строки летом 1929 года а осенью в статье: «Поэзия А-Жур» острейший И. Сельвинский, сотрясая (по австралийски) дерево, на коем сидит Вл. Маяковский, говорит: «Крах футуристов неслучаен, он знаменует непригодность утилитарного стиля в современных условиях». В эпоху военного коммунизма утилитарный стиль проникал собой все виды человеческой деятельности. Он требовал определенного жеста от гражданина, независимо от того, осознан ли гражданином этот жест, сочувствует ли ему жестикулирующий. Этот стиль апеллировал только к воле: запишитесь туда-то, сделай то-то, откажись от того-то. Этот стиль требовал от человека только одного: автоматичности. В поэзии утилитарный стиль дал агитку, плакат, рекламу.
Последние годы НЭП, а и в особенности перспективы реконструктивного периода выдвигают в замену утилитарною стиля – стиль органический, (курсив наш) рассчитанный на все проявления нашей психической жизни, но прежде всего обращенный к интеллектуальной стороне.
«Органический стиль возникает всегда там, где молодой класс переходит от борьбы за существование, как господствующего класса, к углубленному строительству.»
Еще более интересные строки мы находим в конце декларации И. Сельвинского: «Под знаком борьбы за органический стиль, за методы диалектическою материализма в самом искусстве – конструктивизм вступает в новый период истории революции.»
Таким образом читателю не трудно узреть, что моя работа об энтелехической поэзии говорит об идеях, носящихся в воздухе и явится исправлением этой линии; призывом к большему прислушиванию к органическим голосам, звучащим в творцах и вокруг в революционной магме суеты будней.
ФУТУРИСТЫ оказали полное влияние на всех художников, прозаиков и поэтов, работавших позже. Вся жизнь подверглась влиянию футуристов-свободников. Маринетти никогда не был футуристом, т. к. он являлся все время защитником фашизма, а не революции, как русские кубо-футуристы. Я, Вася Каменский и В. Маяковский в своих лекциях, до установления классовой литературы, громили классиков, выходцев из класса буржуазии, выявлявших в стиле своем свой класс.
Футуристы открыли дорогу к социализации «поэзии» (Б. Арватов. «Социологическая поэтика».) Тот же, Арватов говорит о техницизме сознания и практики, характеризованных глубочайшим позитивизмом мировоззрения. Все это может быть всецело отнесено к моей работе.
Я являюсь первым истинным большевиком в литературе… Конечно моим подражателям теперь выгодно умолчать об этом. Мной были прочитаны «о классовой литературе» десятки (тысячи слушателей) лекций, но я был, как всегда миллионером духа, но нищ кошельком, чтобы опубликовать тогда свои лекции (после 1914 года).