* * *
148-й Год Химеры (1785)2,
12 октября, Темисия, Большой Императорский дворец
-- Отец, я не верю, что ты способен сделать это!
Голос Варга дрожал от обиды и волнения. Молодой принц старался говорить шепотом, чуть наклонившись к уху отца, -- однако эти слова, как показалось ему, прозвучали слишком громко, равно крик, крик невыразимой боли и отчаяния... В то же мгновение Варг ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. По давней гордой привычке вскинув голову, он увидел, чей взгляд впился в него: княгиня София Юстина, дочь князя и сенатора Тита Юстина, первого министра Аморийской империи, искоса разглядывала нарбоннского наследника; при этом белое лицо ее, как обычно, было холодно и непроницаемо. А в огромных черных глазах, впившихся в него изучающим взглядом, Варг усмотрел выражение торжества, самоуверенности и насмешки.
Чувствуя, как загорается в глубинах души свирепая и первобытная ярость, та самая ярость воина, выше всех благ земных ценимая Донаром-Всевоителем, -Варг поспешно опустил глаза. Он был хорошим сыном своего великого отца, он инстинктивно понимал, когда и где и какой схватке время и место. "Она ликует, -- невольно подумалось ему, -- ей мнится, что она победила нас!".
Ему даже в голову не пришло, что София Юстина ликует просто потому, что сегодня у нее день рождения: ей исполнилось двадцать семь лет.
Он знал, что у амореев не бывает никаких человеческих причин для ликования -- по-настоящему они радуются лишь тогда, когда зрят унижения своих врагов.
Как в эти мгновения.
Варг точно знал: отец услышал его последние слова. И прежняя вера в великого Круна всколыхнулась в его смятенной душе, прежняя любовь сына к отцу вытеснила страх и ярость, а в синих глазах отразилась спокойная уверенность. Он поймал внимательный взгляд княгини Софии и отослал ей насмешливое выражение.
Ну конечно! Как же мог он, сын, усомниться в отце?! Не для того Крун Свирепый явился в Миклагард, чтобы, словно презренный раб, ползать у трона императора амореев. Нет, не для того! Крун явился, чтобы здесь, в громадном и величественном чертоге, который амореи бесстыдно нарекли Залом Божественного Величия, рассмеяться в лицо всей этой разряженной толпе кесаревичей и кесаревн, князей и княгинь, придворных, министров, сенаторов, кураторов, плебейских делегатов и прочих негодяев, пирующих на крови и поте закабаленных народов! Да, он рассмеется им в лицо, он, гордый герцог, в клочья разорвет вассальную грамоту, он скажет все, что думает о "Божественном Величестве" и подданных императора! А сила в голосе герцога такова, что когда созывает он баронов и рыцарей на соколиную охоту, слышно бывает за герму; где этим тщедушным амореям заглушить его!
