В комитет по диефикации Локшин уже не возвращался. Сибиряков поговорил с кем-то, кто-то отдал распоряжение, и Локшин получил небольшой кабинет в животноводческом отделе Госплана, огромные испещренные разноцветными флажками карты, книжные полки, заставленные справочниками и словарями.
Менялась жизнь. Диефикация проводилась с неумолимой последовательностью и решительностью, и если печальные итоги вредительской работы в комитете чувствовались еще во многом, то на смену прежней бестолочи и путаницы пришел четкий, математически выверенный план.
Город за городом, район за районом переходили на непрерывную жизнь. На пустырях, недавно еще поросших бурьяном, зажигались победоносные солнца академика Загородного. Жалкие уличные фонари отступали в глухие переулки, но все это шло мимо Локшина.
Клубы, столовые, общественные учреждения, фабричные и торговые предприятия оборудовались чудодейственным стеклом «вите-гляс». Не снившийся никаким мудрецам из Госплана, геометрически ускоряющийся темп промышленного развития, как пусто бумажку, отшвырнул все прежние планы. Оптимальные варианты предположений комитета сегодня принимались за отправные, завтра увеличились на пять и на десять процентов, чтобы уступить место новым. А Локшин меланхолически подсчитывал количество голов рогатого скота, предположенное в результате ряда мероприятий на территории Башреспублики в тысяча девятьсот сорок пятом году…
– Как я живу, – задумчиво повторил он, – как и все. Рассказывай о себе. Тебе…
Он хотел добавить: «есть о чем рассказать», но так и не закончил фразы.
– Что же, – ответила Ольга, – весной мы… то-есть я собираюсь за границу. И, кажется, надолго…
– Я готов, Ольга Эдуардовна, – крикнул откуда-то сверху Винклер.
Ольга оборвала разговор и заторопилась к выходу.
Глава вторая
Зеленый конверт
Локшин поднялся по извилистым лестницам центральной теплофикационной станции, преодолевая холодный, Пронизанный теплыми струями поток воздуха, падающий сверху.
– Ольга… Как это в сущности давно…
И от того, что Ольга ушла, от того, что вдруг опустели и трибуна и площадь, Локшин с неожиданной остротой ощутил своё привычное одиночество. Так бывает, когда приезжаешь в незнакомый провинциальный город: над сквером зеленое небо исколото потемневшими трубами домов, грузный собор смутно белеет сквозь сгущающиеся сумерки. Ты ходишь один по хрустящим дорожкам сквера, праздничная молодая толпа окружает тебя, но ни одна девушка не улыбнется тебе, чужому и никому неизвестному человеку.
